Фиеста (И восходит солнце) - стр. 23
– Как ты можешь говорить такое, Фрэнсис? – перебил ее Кон.
– Послушай его. Я поеду в Англию. Буду навещать друзей. Навещал когда-нибудь друзей, которые тебя не звали? О, им придется принять меня, чего уж там. «Как поживаешь, душечка? Так давно тебя не видели. А как там твоя матушка?» Да, как там моя матушка? Она вложила все свои деньги во французские облигации военных займов. Да, все деньги. Наверно, одна во всем мире. «А как там Роберт?» Или лучше тактично избегать его в разговорах. «Дорогой, ты должен очень постараться не вспоминать его. Бедняжка Фрэнсис пережила пренеприятные события». Вот же весело будет, Роберт? Как считаешь, Джейк, весело будет?
Она повернулась ко мне с этой своей до ужаса ясной улыбкой. Она была очень довольна, что у нее нашелся слушатель для таких откровений.
– А где же ты будешь, Роберт? Но это ведь моя вина, чего уж там. Всецело моя вина. Когда я тебя заставила избавиться от твоей секретульки из журнала, мне следовало понимать, что ты точно так же избавишься от меня. Джейк об этом не знает. Сказать ему?
– Заткнись, Фрэнсис, бога ради!
– Да, я скажу ему. У Роберта была в журнале такая секретулька. Просто милейшее создание на свете, и он считал, что она прелесть, а потом появилась я, и он посчитал, что я тоже по-своему прелесть. Вот я и заставила его избавиться от нее, а ведь он уже перевез ее в Провинстаун из Кармела, вслед за журналом, и даже не оплатил ей дорогу обратно на побережье[34]. Лишь бы сделать мне приятное. Он считал меня тогда красавицей. Правда, Роберт?
Не пойми неправильно, Джейк, с секретаршей все было совершенно платонически. Даже не платонически. Считай, что вообще ничего. Просто такой уж она была славной. И он сделал это, лишь бы польстить мне. Что ж, полагаю, раз мы сами подняли меч, от меча и погибнем. Прямо как в книге, да? Тебе надо запомнить это для следующей книги, Роберт.
Ты же понимаешь, Роберту понадобится материал для новой книги. Правда, Роберт? Поэтому он меня и бросает. Он решил: какой с меня толк? Видишь ли, он был так занят своей книгой все то время, что мы жили вместе, что ничего не запомнил про нас. Так что он пойдет набирать новый материал. Что ж, надеюсь, он найдет что-нибудь ужасно интересное.
Послушай, Роберт, дорогой. Позволь, скажу тебе кое-что. Ты ведь не возражаешь? Не устраивай сцен своим юным дамам. Уж постарайся. Потому что ты не можешь устроить сцену, чтобы не расплакаться, а потом так жалеешь себя, что не можешь запомнить, что говорил другой человек. Так ты никогда не запомнишь ни один разговор. Просто постарайся сохранять спокойствие. Я знаю, это ужасно трудно. Но помни: это во имя литературы. Мы все должны приносить жертвы во имя литературы. Взять меня. Я еду в Англию без возражений. Все во имя литературы. Мы все должны помогать молодым писателям. Ты так не думаешь, Джейк? Хотя ты не молодой писатель. А ты, Роберт? Тебе тридцать четыре. Впрочем, для великого писателя это, я полагаю, не возраст. Взять Харди. Взять Анатоля Франса. Он совсем недавно умер. Хотя Роберт о нем невысокого мнения. Это его научил кто-то из друзей-французов. Сам-то он по-французски не очень читает. Он не такой хороший писатель, как ты, верно, Роберт? Как считаешь: ему случалось ходить, искать материал? Что, по-твоему, он говорил своим любовницам, когда не хотел жениться на них? Интересно, он тоже плакал? О, я сейчас поняла.