Феноменология зла и метафизика свободы - стр. 62
Что же дает проведенное рассмотрение и предложенное упорядочение факторов смешного? Вот лишь некоторые возможности и перспективы, открываемые предложенным подходом.
Рассмотрение с самого начала не претендовало на принципиальную новизну. Действительно, каждый из выделенных факторов смешного до смешного не нов, и указывался многими. Однако ни один из этих факторов, взятый в отдельности, не исчерпывает природы и механизма смешного. Каждый из факторов смешного является таковым лишь при условии реализации всей их системы. Необходим и достаточен для феномена смешного не какой-то один из этих факторов, а только весь их комплекс. Последовательный переход от 1-го к 7-му факторам дает представление о сужении поля смешного, конкретизации его сущности, отличающей смешное от других эмоциональных проявлений духовной культуры: сочувствия, жалости, сострадания, возмущения, отчаяния и т. д. Можно даже сказать, что собственно смешное связано с переходом от факторов 3–4 к 5–6, реализуемое в 7.
Однако, действие этих факторов немыслимо без основополагающих факторов 1–2. Социально-культурный характер положительных эмоций, связанных со смехом, позволяет утверждать, что социален любой смех[49]. Такой вывод ставит под сомнение возможность так называемого физиологического смеха. Так, смех от щекотки возможен лишь в условиях душевного комфорта, убежденности в добром отношении к нам щекочущего. В любом другом случае и тем более – при опасности, щекотка – не более чем неприятное раздражение нервных окончаний. Поэтому пытка щекоткой, описанная Гриммельсгаузеном в «Симплициссимусе» не представляется реально возможной. Вернее, пытка возможна, но она не будет сопровождаться смехом, разве что палачей.
В случае истерического смеха человек оказывается в абсолютно запредельном отношении к любому «мы» и ему все видится смешным. В этом смысле истерик подобен нигилисту.
С торжеством социальной ценностной нормы связано использование смеха в ритуальной практике в качестве обряда жизнеутверждения, как средства магического воздействия на природу и других людей[50]. Разгульный смех во время дионисийских праздников, сатурналий, карнавалов, в практике чань-буддизма имеет те же первоосновы. Одним из последних звеньев широкой ранее смеховой обрядности являются весенние первоапрельские шутки.
Социален и так называемый жизнерадостный смех, часто ставящий теоретиков в тупик, поскольку не связан вроде бы ни с какими – большими или малыми – недостатками. Жизнерадостному смеху иногда вообще отказывают в связи с комизмом и смешным, отводя ему область чисто психофизиологическую, объясняя его феномен «игрой жизненных сил» (И. Кант). Однако радостный смех ребенка, относящийся ко всякому яркому и приятному впечатлению, «беспричинный» смех девушек и другие проявления жизнерадостного смеха имеют ту же информационную и смысловую природу – они вызваны избыточным положительным предпониманием, торжеством своего «мы». Если у человека нет забот и все в жизни складывается удачно, он счастлив и потому беззаботно смеется