Фавн на берегу Томи - стр. 3
Плохая молва ходила в округе об этой лужайке. В народе сказывали, будто ведьмы слетаются на нее и устраивают свальный грех с нечистой силой.
– Хэй! Хто там шумит? – испуганным басом выкрикнул крестьянин, взведя к небу выпученные очи и прислушиваясь к звукам невидимого шабаша.
– Помогите! – жалобно донеслось из кустов.
Крестьянин бросился на подмогу дьявольской жертве, но, не обнаружив нечисти, принялся извлекать из зарослей мокрого горожанина с пятном обугленной ткани на груди.
– Куда вас, пан, прикажете доставить? – поинтересовался себе на беду добрый человек, укладывая обмякшего учителя на телегу.
– В Сибирь! – рявкнул на него спасенный.
– Не могу, вельможный пан, ей-богу, не могу, – испуганно простонал крестьянин. – Я человек подневольный…
– В Сибирь, стерва! – бессильно огрызнулся Бакчаров.
– Да ну вас, пан, к чертям собачьим, – пробормотал крестьянин со вздохом, – в пьяном бреду вы никак. Но-о! Поехалы, – дернул он поводья.
– Так-то! – победно подал голос Бакчаров под скрип телеги и хрипло запел «Марсельезу».
На следующий день в Люблине он рыдал, уткнувшись в пышную грудь хозяйки винного погребка, искренне старавшейся утешить образованного русского бедолагу.
– Ну полно, полно, мальчик мой, она тебя недостойна, – ласково укоряла она, запуская пальцы в его жирные волосы, – в наших краях таких, как она, пруд пруди. Завтра же поезжай в горы и погляди, сколько у нас на весях девок на выданье. Выбирай любую – и до самого Петербурга.
– Нельзя мне в Петербург, матушка, – скулящим тенором прохныкал Дмитрий Борисович, – и в Москву мне въезжать не положено.
– Да ты жид никак?! – в ужасе отпрянула женщина.
Молодой учитель, не в силах молвить, состроив постную мину, помотал головой, сглотнул ком, застрявший в горле, и возразил:
– Православный я, матушка, – и в доказательство вытащил крест из-за ворота.
– А что же это тебе тогда в столицу въезжать воспрещается? – немного успокоившись, но все еще с недоверием спросила хозяйка. – Никак беглый ты каторжник?!
– Господь с вами, – крестообразно отмахнулся учитель. – Никакой я не каторжник. Трагедия моей жизни куда прозаичнее, – горько покивал он, потупясь. – Я одному весьма и весьма знатному вельможе столичному сыном прихожусь…
– Да вы никак граф, батенька! – резко перебила его изумленная женщина.
– …незаконнорожденным, – договорил учитель и повесил голову.
– Ах, горе-то какое, – прикрыла рот рукой женщина.
– Но я не стану на Бога грешить, – не поднимая головы, продолжил печаловаться Дмитрий Борисович, – мне повезло в жизни несказанно. Тая грех свой, папенька мой не отрекся от мене еси…