Фархад - стр. 2

– Это мне тоже нравится, – Саша прижалась сильнее, и я внезапно ощутил непривычную тяжесть внизу живота. Прислушался к себе, но наткнувшись на очевидный намёк, постарался сосредоточиться на снежной ночи за окном. – Я уснула, да? Опять…

– Опять, – подтвердил я, имея в виду два предыдущих раза, когда она точно так же отключалась задолго до полуночи. – Ложись обратно.

– А который час?

– Около двух.

– И ты не спишь?

– Не-а.

– Снег… Ещё бы ты спал, – лисичка отпустила меня и поплыла в сторону кухни. – Я попить.

Мне оставалось только пожать плечами и хмыкнуть: никто не знал нас так хорошо, как мы сами. И ничто ведь не помешало – удивительно до сих пор – ни пятилетняя разница в возрасте, ни разное воспитание и темпераменты. С первого дня знакомства, мы с Саней будто срослись, обрели несуществующую сестру и брата и пронесли эту дружбу до сегодняшнего дня, а это без малого десять лет. Не дав мне додумать, лисичка вернулась с бутылочкой воды, забралась в постель, будто всё ещё спала и принялась заворачиваться в одеяло.

– Ну, Фар… Иди спать. Я не усну, если кто-то будет болтаться по комнате, – буркнула она в одеяло, уже почти погрузившись в сон. Так происходило из раза в раз, только я не припомню, чтобы у Саши были проблемы со сном – она могла отключиться везде, в любой момент: сидя на рюкзаке посреди аэропорта, подпирая стену в универе, устроившись в уголочке сиденья метро, на десять минут в такси, в очереди к доктору… Ничто ей не мешало, если хотелось отдохнуть.

Задвинув одну штору, ту, которая затеняла край кровати, где улеглась Сашулька, я устроился рядом, как мы любили – непонятно каким образом вывернувшись, чтобы не мешать друг другу, но быть в досягаемости. Так что голова моя оказалась на уровне её поясницы, а ноги в противоположном углу – размеры лежбища позволяли. Лисичка долго и упорно ворчала, перебирала одеяло и успокоилась только тогда, когда рукой добралась до меня и пальцами запуталась в волосах. Как раньше, во времена студенчества. А я, испытав позабытую негу и накрывшись волной спокойствия вместо пледа, под которым спал только в декабре, – отдался сну.

Бессонница сдалась, но оставила на память сон, повторяющийся сколько я себя помню. Любая пустая ночь, страшная гулким эхом голых стен, чёрным провалом окна и тонкой струйкой света из-под плотно закрытой двери, заполнялась от безысходности и смирения им – виде́нием прошлого, а, может, будущего, или просто-напросто плодом фантазии. Я видел его сотни раз, успел изучить и запомнить всё до мелочей, коих становилось то больше, то меньше.