Фараон - стр. 47
И снова запели флейта и арфа, а после них тенор:
– Я молчаливого нрава, никогда не рассказываю о том, что вижу, и сладость плодов моих не отравляю пустой болтовней.[19]
Глава X
Вдруг песня умолкла, заглушенная шумом и топотом бегущей толпы.
– Язычники!.. Враги Египта!.. – кричал кто-то. – Вы распеваете песни, когда все повергнуты в горе, и славите еврейку, которая своим колдовством остановила течение Нила.
– Горе вам! – кричал другой голос в ответ. – Вы попираете землю наследника престола!.. Смерть постигнет вас и детей ваших!..
– Мы уйдем, но пусть выйдет к нам еврейка, чтобы мы могли высказать ей свои обиды…
– Бежим!.. – закричала Тафет.
– Куда? – спросил Гедеон.
– Ни за что! – возмутилась Сарра; ее прекрасное лицо пылало от негодования. – Разве я не принадлежу наследнику престола, перед которым эти люди падают ниц!
И прежде чем отец и прислужница опомнились, она выбежала на террасу, вся в белом, и крикнула толпе, волновавшейся за оградой:
– Вот я!.. Чего вы хотите от меня?…
Шум на минуту утих, но вскоре послышались грозные голоса:
– Будь проклята, чужеземка, твой грех задерживает воды Нила!
В воздухе просвистело несколько камней, брошенных наугад. Один из них попал Сарре в лоб.
– Отец!.. – вскрикнула она, схватившись за голову.
Гедеон подхватил ее на руки и унес с террасы. В темноте видны были голые люди в белых чепцах и передниках, перелезшие через ограду.
Внизу кричала не своим голосом Тафет, а невольник-негр, вооружившись топором, встал в дверях дома, грозя размозжить голову всякому, кто осмелится войти.
– Давайте сюда камни! Прикончить этого нубийского пса! – кричали в толпу люди, сидевшие на заборе.
Но толпа вдруг утихла. Из глубины сада вышел человек с бритой головой, одетый в шкуру пантеры.
– Пророк!.. Святой отец!.. – пронесся шепот.
Сидевшие на заборе стали соскакивать вниз.
– Народ египетский, – раздался спокойный голос жреца, – как дерзаешь ты поднять руку на то, что принадлежит наследнику престола?
– Там живет нечистая еврейка, которая задерживает разлив Нила… Горе нам!.. Нищета и голод нависли над Нижним Египтом.
– Люди слабой веры или слабого разума! – продолжал жрец. – Слыханное ли дело, чтоб одна женщина могла остановить волю богов? Каждый год в месяце тот Нил начинает прибывать, и разлив его растет до месяца хойяк. Бывало ли когда-нибудь иначе, хотя в нашей стране всегда жило много чужеземцев и нередко в числе их пленные жрецы и князья; изнывая в неволе и тяжком труде, они могли в гневе и злобе призывать на нашу голову самые страшные проклятия, и не один из них отдал бы жизнь за то, чтобы солнце в утренний час не взошло над Египтом или Нил не разлился в начале года. Но какой был толк от их молитв? Или их не слушали в небесах, или чужие боги бессильны перед нашими. Каким же образом женщина, которой живется у нас хорошо, могла бы навлечь бедствие, какого не удалось навлечь даже могущественнейшим нашим врагам?…