Размер шрифта
-
+

Факел сатаны - стр. 29

– Дома, – убежденно произнес Гурий Тихонович. – Пока встанет, пока подойдет. Старик… Эту каморку мы помогли ему получить. Хотя и попортил он нам кровушки.

Щелкнул замок, и на пороге показалась согбенная фигура в заношенном махровом халате.

– А-а, Тихоныч, – протянул старик, всматриваясь в гостей старческими слезящимися глазами.

– Примешь, Егор Иванович? – спросил капитан.

– Еще бы! Заходь…

Они сразу очутились в небольшой комнатенке с продавленной тахтой, куцым столиком и двумя табуретками. Пахло старостью и неухоженностью.

– Денис, – представил своего спутника Гарнич-Гарницкий, не объясняя, однако, кто такой Акатов.

Хозяина, впрочем, это и не интересовало. Капитан выложил на стол содержимое пакета: хлеб, две банки сайры в масле, кусок вареной колбасы и пачку индийского чая.

– Знатная шамовка, – проговорил Эрмитаж.

Руки у него ходили ходуном, голова мелко тряслась. Поэтому вскрыл консервы сам капитан, он же нарезал хлеб и колбасу, поставил чайник на электрическую плитку.

– Племянница заходит? – спросил Гурий Тихонович, ополаскивая под краном заварной чайник.

– Василиска? – сказал с болезненной гримасой Егор Иванович. – Уже месяц, как носа не кажет. Не я ей нужен, а моя хата.

– Все-таки прописал ее? – удивился капитан.

– А куда деваться? Так бы и вовсе не заглядывала. И подыхал бы тут один, как пес.

– Так ведь у ее мужа есть площадь.

– Она специально развелась. Теперь ждет не дождется, когда я отброшу копыта. – Эрмитаж вздохнул. И попросил: – Ты, Тихоныч, немного заварки сыпь, байкал[3] сделай. Я и так мотор испортил чифирем.

Ел он неопрятно, с трудом донося до рта пищу трясущимися руками. Оба опера за компанию умяли по бутерброду. А когда приступили к чаю, Эрмитаж спросил:

– Как я понимаю, Тихоныч, ты по делу.

– По делу, – не стал лукавить капитан. – Взгляни-ка… И выложил перед хозяином увеличенные снимки наколок. Егор Иванович внимательно рассматривал их, неспешно прихлебывая из чашки. Закончив пить чай и вытерев рот ладонью, спросил, показывая на татуировку, выполненную на немецком языке:

– Что это означает по-русски?

– Свобода и любовь, – ответил Акатов.

– А где нарисовали?

– На плече.

– Немчик, что ли?

– Может быть, и немец, – сказал Денис.

– Сиживал я с ихним братом. Со спецпереселенцами. Много посадили в конце войны и после… Но такую картинку ни у кого не встречал. – Эрмитаж взялся за снимок наколки в виде якоря. – А это где находилось?

– На руке. Вернее, почти на запястье, – пояснил лейтенант.

Егор Иванович пристально вгляделся в фотографию, покачал головой.

– Ждем твое заключение, – поторопил Гарнич-Гарницкий бывшего зэка.

Страница 29