Фабрика мертвецов - стр. 31
«Жил мальчик — страшный ротозей… — невесть почему зазвучали в голове глупые детские стишки. — На крыши, облака, людей, заглядывался вечно он…»
— Дети! Закройте окно! — услышал он чей-то надсадный крик… Неужели свой собственный?
— А-а! А-а! — Баба замерла в оцепенении, даже не пытаясь захлопнуть створку, и только выла пожарной сиреной, глядя на мчащуюся к ней по кирпичной кладке клыкастую-когтистую смерть.
Тварь подпрыгнула, оттолкнувшись от стены, повисла на подоконнике — пышный подол розового платья качался туда-сюда, как колокол. Когтистая лапа метнулась к завывающей бабе…
Митя схватился за манжет рубашки…
Над его плечом свистнуло… и тяжелый нож вспорол воздух. Посеребренное лезвие прошило шелк розового платья насквозь, будто под ним и не было спины. Шелк с треском распался и повис похожими на крылья розовыми лохмотьями. Кончик ножа высунулся из груди твари, как проклюнувшийся из скорлупы птенец. Болтающаяся на подоконнике мертвячка с хрустом и щелканьем скрутила шею — так что лицо поменялось местами с затылком — и распахнула пасть для нового вопля…
Второй нож вошел ей точно меж выломанных зубов, превращая убийственный крик в сдавленный сип и бульканье. Стоящий на перроне отец — не иначе как прямо из окна выпрыгнул! — вскинул третий, последний нож. И хладнокровно, как на тренировках в сыскном, швырнул его мертвячке в живот.
Нож с мягким чвяканьем вошел в плоть. Тварь отбросило назад, ее когти проскребли деревянный подоконник, оставляя в нем глубокие борозды, и она рухнула вниз, с глухим шмяканьем ударившись о землю под окном. Замерла.
Розовое платье начало стремительно выцветать, словно пропадая во мгле.
[1] Туалет.
Специально для этой книги худ. Assi Assi
8. Глава 7. Сон до Хацапетовки
Плавным, «кошачьим» шагом отец скользнул мимо Мити. Выдернул трость у сына из рук и настороженно потыкал в скорчившуюся под стеной неопрятную кучу. Хрустнуло, тело с глухим стуком перекатилось набок, откидывая обтянутую лохмотьями высохшей кожи руку. Из-под стремительно чернеющего капора скалился старый желтый череп.
Выскочивший на крыльцо буфетной купчик икнул, округлившимися глазами глядя на скелет, и в тишине вдруг громко и фальшиво пропел:
Рыжий-рыжий, конопатый, убил дидуся лопатой.
Я тому его рубав, шо дидусь мой — лютый нав!
И сунул в рот стиснутый в кулаке огурец.
— Убрать посторонних с перрона! — сквозь зубы процедил отец.
— Расходитесь, господа, нечего тут смотреть, — размазывая по щеке сочащуюся из уха кровь, заторопился жандарм.
— Да-с, навья. — Отец подобрал вывалившиеся из решетки голых ребер ножи. — Она же стервь, умертвие третьего порядка, сохраняющее слабые проблески прижизненного разума и способное к воспроизведению прежнего облика. И чего она вылезла? Могла б и отсидеться…