Фабрика мертвецов - стр. 27
Поезд начал замедлять ход. Только что храпевшие купчики, проснувшись, как по команде, сонно затопотали к выходу.
[1]Ни забвенья, ни могилы
Не найдет твой дух унылый;
Заклинанье! — очарован
И беззвучной цепью скован,
Без конца томись, страдай
И в страданьях — увядай! (англ.)
Дж. Г. Байрон «Манфред», перевод И. Бунина.
7. Глава 6. Приключение на полустанке
— Пожалуй, тоже выйду. Подышу. Прошу прощенья, господа, — хмыкнул Митя.
Сидеть под буравящим взглядом отца было неприятно — не подследственный же он! Не торопясь надел сюртук, на миг задержался, подхватил отцовскую трость — ночь все же, — издевательски поклонился и пошел прочь из вагона.
Открытые вагонные «сени» напоминали дачную веранду — деревянная крыша, толстые резные балясины. Митя облокотился о перила, задумчиво глядя на поля, разворачивающиеся под насыпью, спящую хату, мелькнувшую в темноте белеными стенами. Небо над головой совсем не походило на питерское — оно казалось огромным, угольно-темным, близким и… мохнатым от усыпавших его крупных и выпуклых, как на офицерских мундирах, звезд. Не дожидаясь, пока поезд стальной змеей подтянется к станции, неугомонные купчики попрыгали с подножки и бойкой побежкой двинулись к аккуратному вокзальному зданию с башенками.
— Че-ла-эк… Шампанского! — немедленно донеслось из распахнутого окошка вокзального буфета.
Митя с отвращением передернул плечами. Перрон покрывал слой шелухи от семечек, без которых здешние обыватели, похоже, жизни не мыслили. Зато общественная ретирада[1], помеченная характерным кирпичным крестиком на фронтоне, была новенькой и на удивление чистенькой — никаких тебе ароматов. Митя поморщился все равно: сладкий воздух, нарядный вид вокзала — все оскорбляло его. Это место — пустыня, без настоящих людей и жизненного смысла, а любая капля красоты и добра не уменьшала, а лишь увеличивала Митины страдания.
Из вагона третьего класса опрометью выскочила расхристанная баба и ломанулась сквозь кусты прямиком к ретираде.
— Надо же, какой тут народишко цивилизованный.
Баба настороженно огляделась и… задрав юбку, уселась за кустами прямо у стены ретирады. В шаге от двери. Звучно зажурчала. Вскочила, одернула юбку, увидела над входом выложенный из кирпичей крестик, мгновение посомневалась… и на всякий случай размашисто перекрестилась на вокзальный нужник.
Митя сдавленно хрюкнул и, не выдержав, захохотал, уронив голову на руки.
— Что, сударь? Обсмеяли вовсе посторонних вам людей, о которых ничего не знаете, и веселитесь? — раздался звонкий от обиды голос. Слова сопровождались звяканьем.