Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии - стр. 31

“Ваш быстротечный визит, во время которого Вы подвергали себя стольким опасностям, был для меня настоящей мукой, хотя и доставил мне счастье снова увидеться с Вами”.

Другое письмо было написано герцогиней и заканчивалось такими словами:

“Последствия моего быстротечного визита заставляют меня приоткрыть тайну нашего союза”.

Но эти письма, датированные периодом заточения в Блее, были написаны явно для того, чтобы поддержать вторую версию, точно так же, как было составлено задним числом отцом Розавеном свидетельство о свадьбе. Среди бумаг, обнаруженных в мансарде в Нанте и сданных в Национальный архив, есть подробный перечень полученных и отправленных герцогиней писем за период с 23 июня по 18 сентября. Там упомянут почти каждый день этого отрезка времени, за исключением двух-трех каждого месяца. Значит, за это время Мария-Каролина не покидала своего убежища в Нанте»[28].

Для того чтобы объяснить происхождение захваченных документов, легитимисты заявили, что герцогиня, «прежде чем отправиться в Голландию к мужу, оставила друзьям письма с проставленными впрок датами с тем, что, если ее убежище будет обнаружено, ничто не смогло бы указать на ее поездку, которая могла бы быть истолкована в ущерб интересам Генриха V»[29].

Как заметил один из биографов Марии-Каролины: «Враги режима на все имели ответ, и именно ими были придуманы эпизоды любовного романа, достойные пера Ксавье де Монтепена, для того чтобы спасти честь герцогини»[30].

Орлеанисты, естественно, не поверили ни единому слову из данных легитимистами объяснений. Они организовали расследование с помощью высокопоставленных лиц своих политических противников и сумели собрать достаточно сведений, чтобы предложить свою версию, которая ныне принята всеми историками. Вот в каком виде представил ее Ж. Люка-Дибретон:

«В начале 1833 года герцогине потребовалось срочно найти мужа, и сторонники Карла X взялись за дело. Возглавляла их бывшая фаворитка Людовика XVIII госпожа дю Кайла, сохранившая остатки былой красоты и необыкновенную предрасположенность к интригам. Проживая в Гааге, она поначалу нажала на находившегося там проездом неаполитанского посла господина де Рюффо. Но когда тот понял, о чем идет речь, то испугался и срочно уехал.

Тогда она обратила свой взор на графа Эктора Луккези, который вначале тоже сделал вид, что ничего не понимает. Ярый легитимист, Рошешуар присоединил свои усилия к усилиям указанной дамы с тем, чтобы вынудить Луккези “взять герцогиню замуж и тем самым спасти ее честь”. Однако граф оставался глух к этим просьбам. Но время поджимало, и пленница не могла ждать бесконечно, пока ей подыщут мужа. И тогда на сцене появился финансист Уврар с очень убедительными “доводами”. Сколько же денег получил от него Луккези? Сто тысяч экю? Миллион? Этого никто не знает. Известно лишь только, что граф все же согласился удостоиться чести быть отцом ребенка. А посему в небольшой итальянской деревушке немедленно было сфабриковано свидетельство о заключении брака, датированное июля 1831 года»