Европейские мины и контрмины - стр. 69
Бисмарк рассмеялся.
– Но если бы у этого центавра не было таких копыт, то как двигался бы он по неровной почве, на которой встречает кроме естественных еще искусственные препятствия?
– Но вы должны согласиться, – сказал Ласкер, – что я и мои политические друзья, либералы, находимся в жестоком затруднении. Несмотря на желание помогать вам, мы пугаемся окружающих вас. Вы совершили великое дело; вы – и никто более нас не сознает этого, – проложили истинной свободе путь в Германию, но здесь, в ІІруссии, все остается по старому. Тут граф Линце, там Мюлер – тот самый Мюлер, – продолжал он. – Можете ли вы ожидать от нас доверия к внутреннему управлению? Мы должны быть в оппозиции с такими людьми и сами заботиться о себе. И кроме этих министров, извините за откровенность, можем ли мы питать доверие, видя около вас людей, подобных Вагенеру? Лично я Вагенера люблю и недавно еще беседовал с ним, но он был всегда представителем крайней реакции…
Ласкер смолк.
– Неужели вы думаете, – сказал граф Бисмарк веселым тоном, – что я хожу на помочах у моих референтов и что, – прибавил он с улыбкой, – копыто центавра в почтительном страхе склоняется перед мозолем бюрократии? Вагенер! Знаете ли, дорогой доктор, когда вы работаете, обдумываете свои остроумные речи, которым я часто восхищаюсь, вы едва ли часто заглядываете в свой словарь. Видите ли, у меня еще меньше времени, чтобы справляться с книгой – мне нужен живой словарь.
Ласкер расхохотался.
– Теперь, – продолжал министр, – вы согласитесь, что в этом отношении Вагенер незаменим; он обладает способностью репродуцировать, ассимилировать чужие мысли, а это именно мне и нужно. Выводы же мои – мои собственные, – прибавил он, гордо подняв голову, – и я требую для себя такой же свободы, какую предоставляю всем!
– Дайте же вашему искреннему почитателю свободу оппозиции, так как иностранная политика, в которой вы всегда можете рассчитывать на меня, нечего не делает.
– Ничего не делает? – спросил граф с удивлением. – Иностранная политика ничего не делает? Мне кажется, она напряженно работает!
Изумленный Ласкер воззрился на графа Бисмарка.
Тот молчал.
– Дорогой доктор, – сказал граф наконец, – кажется, иностранная политика достигла такого пункта, который сильно заботит меня.
– Не знаю, – отозвался Ласкер, – не будет ли нескромностью с моей стороны спросить ваше сиятельство, что именно причиняет вам заботу среди видимого глубокого спокойствия?
– Почему же нет? Видите ли, голландский король хочет продать Люксембург императору Наполеону.
Ласкер едва не подпрыгнул.