Евангелие от психопатов - стр. 23
– Как ты думаешь, может, мне стоит тоже пойти в эту школу, поработать там, познакомиться поближе с людьми, которые будут рядом с нашим сыном?
– Хорошо, дорогая, делай так, как считаешь нужным, – снисходительно произнёс Барин и вновь поцеловал.
Ликовали без папы
Несмотря на компромисс с католической школой, отношения у супругов не клеились. Барин стал распускать руки всё чаще: не вовремя оплаченный счёт за электричество, просроченный сыр в холодильнике, невыглаженная рубашка служили поводом для пощёчин.
Сиэтл накрыл июнь, пёстрый и ласковый. Сирень щедро одаривала фиолетовыми и розовыми гроздьями. У свёкров на заднем дворе было необычайно жарко.
– А где Стивен? – спросила свекровь Катерину, которая с сыном явилась к ней на воскресное барбекю.
– На работе, – пожала плечами Катерина.
– Иди, покорми рыбок, – обратилась свекровь к мальчику, выдав ему баночку с кормом, и вновь перевела глаза на невестку, – у вас с ним не ладятся отношения?
– Да. Он бьёт меня, – со страхом, но, испытав облегчение, призналась Катерина.
Последовала продолжительная, неприятная пауза. Из сада свёкров на холме Квин Энн Сиэтл был виден как на ладони. Катерина и свекровь сидели за плетёным столом, глядя на блистающие в лучах заката небоскрёбы. Маргарет, матери Барина, никогда не нравилась русская невестка, и, всё же, она очень хорошо знала, что её сынок – не подарок.
– Когда папа умер, мы ликовали, – сказала свекровь, не глядя Катерине в глаза. Она сделала паузу, затянулась длинной сигаретой, зажатой между бледными пальцами, выпустила две сизые струйки дыма через нос и продолжила: – тебе может показаться возмутительным, это и вправду очень плохо – радоваться смерти. Но, мы ликовали, когда нам сказали, что самолёт, на котором он летел, разбился, не долетев до Ванкувера всего пару километров. Радость наша была недолгой. Она сменилась ужасом, – а вдруг, папа выжил? А что, если это ошибка? Вместе с отрядом спасателей мы бродили по месту крушения, находя части трупов, вглядываясь в каждый кусок человеческого мяса. Мы не чувствовали ни скорби, ни ужаса. Нами владел лишь один страх – что отец опоздал на этот рейс и вскоре вернётся домой. Когда, наконец, Билли нашёл папину руку с так хорошо знакомой нам татуировкой, он завизжал. Его визг до сих пор звенит у меня где-то в позвоночнике, несмотря на то, что прошло больше пятидесяти лет. Мы кинулись к нему, увидели папину руку, над которой стоял Билли, и разразились рыданиями. Спасатели, наверное, думали, что мы плачем от горя. На самом же деле, это были слёзы радости и облегчения. Он бил нашу маму. Ты понимаешь? Он очень жестоко относился к ней, унижал её, таскал за волосы, обливал ледяной водой, шпарил кипятком. А если мы заступались, он бил и нас. Видишь этот шрам? – свекровь задрала рукав кружевной блузы, обнажив провисшую кожу предплечья, и указала на довольно глубокий круглый белый шрам. – Это от папиной сигареты. Было очень больно, поверь. Он выбил Билли его передние зубы, как только они выросли, его постоянные передние зубы, ты понимаешь? Он побрил Сэру налысо только за то, что она нечаянно разлила его пиво. Ей было пятнадцать лет. Ты представляешь, каково это – быть лысой девочкой в канадской деревне в те времена? Париков у нас не было. Но мать не хотела уходить от него. Она боялась, что он найдёт и убьёт нас всех. Я ненавидела её за эту трусость! Уж лучше умереть один раз, чем так мучиться.