Эва, дочь трактирщика - стр. 39
— Осквернитель жив! — объявила она громко и властно, и люди остановились. Один из стариков, часто приходящий в храм, подслеповато прищурился и рот приоткрыл: неужто Эва-в-шрамах? Она, оказывается, вон какая высокая! И говорить умеет.
Не только старичок Эву не узнал; некоторые завсегдатаи тоже с недоверием глядели на эту высокую худую женщину.
— Ты еще кто такая? — бросил один из толпы.
— Стражу кликать надо!
— Нет, матушку!
Но жрицы и сами уже прибежали, и впереди всех здоровенная Оресия, смотрительница и правая рука Рагенильды. Когда она показалась, собравшиеся попятились, и только Эва, Брокк и нищий – по понятным причинам – остались на своих местах.
Посмотрев на мужчину, распростертого на камнях, Оресия спросила:
— Кто посмел?
— Я… — выступил вперед бледный Брокк; он раньше никогда не имел дел с храмовниками, но знает, как жестоко они наказывают тех, кто нарушает их правила.
— Убийца! Осквернил храм в светлый тин! — закричали рядом.
— Казнить его!
— Молчать! — рявкнула Оресия и без тени страха спустилась во двор; уж ей-то нечего опасаться, что кто-то посмеет коснуться ее тела: таких смельчаков во всем Ренсе не сыщется!
Вслед за смотрительницей вышли во двор и другие жрицы, зашушукались.
Оресия же подошла к Брокку и Эве и потребовала ответа:
— Что стряслось?
— Я… того… его… — выдавил Лэндвик, ощущая, как слабеют его колени, а кровь превращается в ледяную крошку. Двор поплыл перед глазами, а удары сердца стали оглушительными… Он виноват. Он все уничтожил. Из-за него пострадают Гриди и девочки…
— Отец сопровождал меня в храм, — объяснила вместо него Ева. — Когда мы подошли к двери, нас узнала молодая жрица, открыла дверь и вышла. И тут кинулся к ней этот… — девушка приняла оскорбленный вид, словно это ее облапали, и выпалила: — человек и опорочил ее. Это случилось очень быстро. Мой отец оттолкнул его от жрицы, он споткнулся и упал. Теперь лежит без сознания, но жив.
— И она, она в него вцепилась тоже! — выкрикнул кто-то из детей.
Оресия была удивлена. Сильно удивлена.
Эву она знает давно, и ни разу эта старая дева, которой нет места ни в обычной жизни, ни в храме, не смотрела на нее так… свысока. Раньше как-то не замечала женщина, что Эва такая рослая, а голос у нее такой твердый.
Но спросила Оресия только об одном. Точнее уточнила:
— Жив?
— Жив, — кивнула Ева.
Жрица подошла к лежавшему нищему, послушала, дышит ли, и кликнула сестер.
— Снесите к больным и займись им, — велела она, а сама снова посмотрела на Брокка. — Кровь не должна проливаться на эти камни, и бить за этими стенами никого нельзя. Ты будешь наказан.