Эва, дочь трактирщика - стр. 41

— Раз такова воля богини…

— Да, такова воля. И ее нужно принять.

— Принимаю, — робко сказала Ева. Для достоверности изобразив страдающий вид и помолчав немного, она перешла к действительно важным вопросам: — Когда накажут отца? Я бы хотела проводить его после домой.

— Не переживай, стражники его сами проводят – я велю им. Лучше иди к матери и расскажи, на что указала тебе сегодня богиня. Я помолюсь о тебе, девочка.

Ева поблагодарила жрицу и пошла к выходу, размышляя, как договориться со стражниками и отмазать Брокка от наказания в этом лютом средневековье, где боятся богов.

Рагенильда же, глядя вслед девушке, почувствовала облегчение. Давно надо было избавиться от этой странной девки в шрамах.

От девки, которая на самом деле похожа на отмеченную богиней.

У двери дежурила Оресия; прежде чем отпереть Еве дверь наружу, она внимательно посмотрела на девушку и проговорила беззлобно:

— Ох и учудил твой папаша…

— Он честь жрицы защищал, — ответила Ева.

— Назащищался, — грубовато сказала Оресия, но тут же снова сбавила тон: — Ты не терзайся, храмовникам не скажут ничего. Стража потолкует с твоим отцом, разъяснит ему, как делать не надо, и домой отпустит.

— Вы уже позвали стражу?

— Мальчонку одного послали, так что скоро будут, — кивнула жрица.

— Неправильно это, — протянула Ева.

— А руки распускать? — прищурилась Оресия. — Забыла, что ль, каковы заветы нашей богини?

— Забыла, — якобы простодушно ответила Ева, и жрица-смотрительница, припомнив, что девице по голове дали, язык прикусила.

Ненадолго, впрочем, прикусила.

— Так это правда? — поинтересовалась Оресия. — Позабыла все? А я думала, ты просто испугалась сильно, вот и не признала тогда родителей… И меня не помнишь?

— Не помню.

— И храм?

— Ничего не помню, — сказала Ева. — Даже дом родной и комнату свою. И себя-то не помню…

— О-о-ой, горюшко… до чего же ты девица невезучая… — покачала головой Оресия.

— Матушка Рагенильда сказала, что богиня вернет мне память, а потом и укажет новый путь, — заявила Ева скромно и с надеждой.

— Новый путь? — ухватилась Оресия.

— Да. Нельзя мне жрицей быть, не отмечена я, не избрана, как вы, — вздохнула Ева, почувствовав, как интересует жрицу эта информация. — Неугодна я. Матушка так добра и сострадательна, что даже побледнела, говоря об этом, и голос ее задрожал… — Девушка снова вздохнула и бросила быстрый взгляд на Оресию, изучая реакцию.

Реакция была, и еще какая! Черные, как подведенные брови жрицы поднялись высоко, аж к самому краю чепца, а потом вернулись обратно, куда им положено.

Ева решила продолжать спектакль; приняв вид, что вот-вот заплачет, она проговорила жалобно: