Это просто цирк какой-то! - стр. 43
Надя, маленькая, но не тощая, легкая, но не хрупкая, работала «каучук» на столе. Ну, какой там стол? Одно название. Это был крошечный круглый прозрачный столик из толстого пластика диаметром максимум шестьдесят сантиметров. И он медленно вращался, а на нем, кокетливо держа в жемчужных зубках алую розу, завязывалась в узлы разной сложности хорошенькая девушка в так называемом «голом» трико – телесного цвета тончайший гимнастический трикотаж, на отдельных местах нашиты блестки и прикреплены стразы. Все действо происходило под страстную, хриплую песнь саксофона и неизменно вызывало просто-таки бешеные аплодисменты у мужской части зрительного зала. Реакция женщин почему-то была гораздо сдержаннее.
Стоя у форганга, я иногда слышала негромкие разговоры в первых рядах красного сектора, самого ближнего к выходу на манеж и, соответственно, к нам с Давидом Вахтанговичем. Сидящие там дядечки с аппетитом обсуждали, каким именно образом Надю можно было бы загнуть и растянуть, а я чуть ли не сквозь тырсу[19] от стыда проваливалась – маленькая была еще совсем, и не уйти ведь с рабочего места, чтоб не слушать и не слышать. Просто какая-то порнография для люмпенов получалась, а не номер гимнастический – настоящей-то порнухи и видом никто не видывал, и слыхом не слыхивал.
В народе ходили смутные легенды о таинственной и недосягаемой распечатке какой-то «Кама-сутры», но ее никто никогда не видел воочию, и потому рассказы тех, кто слышал от тех, кто сам в руках держал, обрастали невероятными подробностями. А Надюша Сметанина, завязывавшая себя в узел, видимо, представлялась некоторым зрителям-мужчинам как раз сошедшей с тех вожделенных страниц иллюстрацией к камасутровым мечтам. Примерно через месячишко я перестала слышать все эти сальности, просто научилась отключать слух в нужный момент.
Эта конфетка-статуэтка, предмет восторгов провинциальных мачо, была порабощена одной банальной страстью. Нет, не курение – Надя курила, конечно, как и все цирковые женщины. И не алкоголь. Хотя она и пила тоже. Любой, видевший артистку, ни за что бы не поверил, но Сметанина обожала ЖРАТЬ. Не откусывать по кусочку от яблочка-огурчика, не клевать, как птичка, а есть, как крупный, тяжело работающий мужик.
Как в такую кроху помещалась сковородка жареной картошки со шкварками и четырьмя солеными огурцами или восемь уличных пирожков с ливером, толщиной в три пальца каждый, я ума не приложу до сих пор. Но она, родившаяся на изобильном юге Украины, обожала сам процесс еды и процесс ее приготовления. И знала толк в обоих процессах. Особенно уважала вареники, свинину, пироги и пирожки, сдобу, сало, котлеты и жареных карпов. Около двери в Наденькин вагончик была оборудована под навесом небольшая кухонька, и там все время что-то готовилось, аппетитно благоухая. Про калории тогда никто понятия не имел, никто ничего не подсчитывал, но лишнего килограмма на себе Надя допустить не могла. И не жрать не могла – страсть же. Но она придумала способ и рыбку съесть, и в шпагат сесть.