Это просто цирк какой-то! - стр. 42

Тот день и тот пустырь были давно, очень давно, но я и сейчас отлично помню чуть медленную речь Алдоны, ее легкий акцент, нарочито правильное построение фраз и спокойную улыбку. Алдона дружила со своими собаками. Они подчинялись простому движению пальцев, а иногда и бровей – я видела это собственными глазами. Подчинялись совсем не потому, что боялись, нет. Просто очень ее любили и хотели радовать. А она любила их. Я ни разу не видела хлыста в ее руке, ни разу не слышала от собак визга боли или страха, но зато каждый день наблюдала, как Алдона разговаривает с ними. А еще своими руками множество раз выводила и выносила погреться на солнышке нескольких заслуженных разнокалиберных собачьих пенсионеров, проживающих преклонные свои года в полном довольстве, ласке и счастье – дрессировщица не избавилась от балласта в виде старых животных, они получали внимание и заботу наравне со всеми остальными.

Так о каких издевательствах над несчастными собачками может идти речь? Взаимная любовь, приязнь и партнерство, перемежающееся с игрой, – вот принципы дрессуры в цирке.

Ну, и вишенка на торт: история эта получила чудесное продолжение. Через два года я получила письмо от Алдоны. Она писала, что вышла замуж за прекрасного человека – в очередном из гастрольных городов он приехал делать прививки ее псам. Теперь все они, – Алдона, ее муж-ветеринар, его сын от прошлого брака и их годовалая дочка, – живут в большом доме где-то под Астраханью, на самом берегу Волги. И все собаки живут с ними. «У нас теперь питомник, – писала Алдона, – „Волшебные Псы“, так он называется. Не только разведение, но и подготовка собак-поводырей, детская кинологическая школа и небольшая ветлечебница. Приезжай скорее, тебе понравится. Некоторые из наших уже были в гостях».

Некоторые действительно были. И потом в красках рассказывали друг другу, как замечательно все сложилось у Алдоны, ее мужа и их теперь уже общих псов. Например, Надюша Сметанина, хорошенькая, смешливая Надюша, которую я меньше всего рассчитывала когда-либо встретить, потому что во взрослой своей, нецирковой жизни почти не вспоминала ее. В том самом первом, самом главном, наверное, моем цирковом коллективе она оставалась на периферии и примечательна была только одной своей привычкой. Даже не привычкой – страстью.

Видите ли, Надя работала «ка́учук». Это не сок гевеи, нет. А номер, исполняемый артисткой, которую предварительно будто перемололи в мясорубке и в ней не осталось целых костей, не говоря уже о позвоночнике. Зато теперь она способна сесть собственной задницей себе же на затылок и укусить не только локоток, но и обратную сторону колена. Своего. Еще это называют страшным словом «конторсия», но цирковые его никогда не употребляют. Даже чопорное официальное название «пластический этюд» не употребляют. Каучук, и все тут.