Это не страшно - стр. 6
Да! Зашибись! Агонирует медицина. Но пока останется хоть одна клинически мыслящая башка, в каждом отделении, не сетующая на мизерную зарплату, которую совершенно законно можно назвать подачкой или милостыней – будет наша горе-медицина агонировать еще Бог весть сколько времени! Качественно и эффективно лечить уже не будет… И здоровых уже нет – есть недообследованные.
Так пессимистично рассуждал Иван Николаевич Турчин, лежа на продавленном диване в ординаторской. Так много людей хотят, чтобы я жил, что хочется умереть!
Выскочила следующая мыслишка. Младшему сыну посвящается.
Откуда у тебя появится мудрость? Ты не читаешь книг, не смотришь хороших картин, не трудишься для заработка хотя бы на карманные расходы, не живешь по совести. Откуда у тебя самоуверенность? Да. Молодежь любой эпохи самоуверенна, но обычно иначе: конструктивно революционна – в лучшем случае, преступно анархична – в худшем, а ты – вызывающе пассивен. Кто же тебя будет кормить через несколько лет? Папа врач? Держи карман шире!
А мы стареем:
«До десяти лет себя не помню, после двадцати – стараюсь забыть», это немного перефразированный Бегбедер, стыдно; осталось в жизни десять золотых лет: тут и первая любовь, первая женщина, первая зарплата, первая подлость, никем не замеченная, принесшая дивиденды.
Насколько доктор не суеверен, в отделении творится какая-то бесовщина: скажи запретную фразу – обязательно произойдет как всегда и как не надо. Общение врачей и среднего медперсонала или сводится к минимуму, или всегда произносятся одинаковые слова, как заклинания: не напомнит Наташа доктору, чтобы быстрее историю болезни написал, не будет над душой стоять – точно, к концу её смены «скорая» тяжеленького привезет. Вспомнит кто вскользь: что-то давно у нас Глюкина не лежала – ровно через час звонок из приемного: Глюкину привезли, придите посмотреть. Слова «давненько у нас никто не помирал» вообще под запретом; кто вдруг ляпнет – в один день «закон парных случаев»…
Вперед, на диван! Люблю я вас, воскресные дежурства! В будни толпы озабоченных сбитых с толку медработников среднего звена носятся взад-вперед исполняя распоряжения старших по званию. В воскресенье все по-другому. К инструментальным обследованиям готовить никого не надо, клинические анализы крови с утра кромешного не берут. Гладкие бутылочки с растворами для внутривенных капельных инъекций, как снаряды, уже заряжены, и ровными, красивыми, блестящими рядами теснятся на условно стерильных столиках, ожидая своей участи воткнуться иглой в склерозированную старостью вену и излиться в дряхлеющий организм, подпитав противоестественным образом живительной влагой. Сколько раз доктора говорили своей геронтологии: пейте жидкость через рот, полтора литра в день и больше, у кого нет противопоказаний. Все без толку! Двести – четыреста миллилитров, но через вену! Как же – лечение! Потерянное поколение больных! Пытались назначать капельное введение препаратов строго по показаниям: сколько было жалоб главному и в «страховую»! Отказались, только бы жалоб не было. Мы – сфера обслуживания. Бейте нас по головам всех и всем, чем попало! А насколько приятно врачу, с верхним образованием, чувствовать себя «сферой обслуживания»? Как продавец за прилавком продуктового магазина, рыбного, овощного, официант в ресторане и еще много каких фантазий на эту тему.