Это Фоме и мне - стр. 2
Фоме не было стыдно, он махнул рукой по примятым «чужим» простынкам и безмолвно уселся на «свою» подушку.
– И на подушке не сиди. Она больничная. Много вас тут таких.
В трёхместном боксе Фома лежал один. Кроме него желающих поболеть летом не нашлось.
– На халат. Ходи в нём на процедуры. Испортишь – будешь платить.
«Наверно, она хочет пива», – решил Фома, потому что, глядя на Лидию Кузьминичну, по форме напоминавшую бочку, тоже захотел пива, но только где-нибудь в уединении.
Сестра-хозяйка бросила коричневую блёклость под названием «халат» на спинку кровати и удалилась. Явно Фома ей очень не понравился. А Фоме больше не понравился халат, который, за исключением больничных тапочек, трусов и майки с печатью на пузе, был теперь единственной его одеждой. Прошипело радио, призывающее Фому приготовиться пить таблетки, Фома послушно начал шарить по тумбочке, и тут Галина Петровна и то ли уборщица, то ли консультант по всем вопросам, кажется, Палёнова, торжественно внесли обед из трёх блюд.
– Руки мыть. – улыбнулась Галина Петровна.
Ну и началось.
По возвращении Фомы из туалета все тарелки установлены на тумбочке. Галина Петровна уже направляется к выходу, а Палёнова, безошибочно выбрав самое тошнотворное блюдо (тёртую варёную свёклу и что-то мутное рядом, всё в одной тарелке), потыкала в него пальцем и со знанием дела заявила:
– Съешь всё. Это очень полезно.
Фома решил, что он это сделает, и не стал вступать в дебаты. Благодетели ушли.
Фома улёгся на свою кровать. Свою, потому что в любом месте он сразу оказывался как дома. Только вот в своём собственном доме он быть теперь никак не мог. Там жила только Вика, одна миленькая Вика. Может быть, сейчас она плакала, ей было страшно… Фома плюнул в муху на стене, промахнулся, и повернулся к тарелкам на тумбочке.
Время после обеда и укола потянулось медленно. Можно было спать, но Фома медлил, не желая, чтобы на него набросились мухи и кошмары.
Словно вымерло всё в корпусе. Ни звука не долетало до камеры Фомы. Двери бокса, вроде, и не запирались на ключ, но пробраться к выходу из корпуса, минуя пост и затаившихся где-то на втором этаже медсестёр, не было никакой возможности. Фома был заразен, болен и вял, как считала врач Анита Таптапова, поэтому всё играло против него. Фома лежал один, перед ним были лишь благополучный исход болезни и вечность.
За что, почему это случилось с ним? Как можно быть адекватным всему этому и что противопоставить?
Фома поднялся и почувствовал, что внутри него будто поганой метлой взболтались все грехи мира. Он наклонился над ванной и полил голову водой из душа. Горячей не было, и сейчас это было даже хорошо. Показалось, что от холодной воды стало полегче. С самого начала Фома решил не обращать на болезнь внимания и не принимать её происки всерьёз. Хорошо, что нигде не было зеркала, и Фома не мог видеть своих лимонно-жёлтых склер. Они пугали Вику, да испугали бы и любого чиновника на пути в Пномпень.