Если забуду тебя, Тель-Авив - стр. 22

Вернулась, подмела двор и день закончился, началось девятнадцатое, и люди в домах зажгли субботние свечи. А если вы ждали какой-нибудь драматической кульминации, то её нет, я же сказала – лытдыбр.

В девять утра пятницы выскользнула из дома, оставив на подушке записку «ушла купаться не ищи» и полетела к морю. Из одежды на мне тапки, купальник, превращающий тело в лёгкий набросок тушью, и белая просвечивающаяся рубашка, а из вещей – браслет шагомера и ключи на нём. И рубашка парит на утреннем ветру, и я вместе с ней, и так мне вольно, что даже состроила глазки отцу двоих детей, очень красивому и совершенно безопасному. И вся я, как свежий пятничный персик на утреннем Кармеле – тёплый, чистый и каждому желанный, а также лилия долин. Даже подумала, что нужно бы всё-таки дать шанс какому-нибудь прекрасному спасателю с пляжа, чтобы научил меня плавать, потому что который год жить в весёлом городе Тель-Авиве и ни разу не нырнуть глубже семейного бассейна – это ведь грех.

Через час снова была дома, разморённая морем и раздавленная утренним жаром до состояния пятничного персика с рынка Кармель – такие в конце дня отдают за «килё шекель», а перед самым шабатом оставляют в ящиках на земле для эритрейских нелегалов и русских бомжей. Купальник слез, как сардельная шкурка, в трусах песок, и не факт, что морской. Бесшумно забралась в постель и похитила записку – не было ничего. Помню только: от пенного морского барашка отрывается клочок, оборачивается белой бабочкой, ловит ветер и летит к берегу, к золотому Тель-Авиву. Одно это и останется от целого утра – а может, и от всей жизни, пока не знаю.

Образцовый выход из дома, образцовый. Всё дело в том, что у меня сделался прыщик. Он привёл за собой тяжёлый ББ-крем, делающий из человеческого лица идеальную фарфоровую маску. Маска в свою очередь повлекла из глубин стола метеориты герлен, чтобы сиять в честь прихода субботы. Сияние потребовало чёрных одежд – шёлкового платья в бельевом стиле и небрежно завязанного wrap dress поверх. И, как вы понимаете, с этим всем без каблуков нельзя. И вот выхожу я в этом всём и понимаю, что а) иду я, вообще говоря, на дикий ближневосточный рынок за вербеной и халой; б) по времени уже почти шабат; и в) я падаю. Ну, поскользнулась, бывает, повалялась, пошла на рынок, в пыли вся.

Не жила нарядной, нечего и начинать.

Тель-Авив, как любое дитя этой земли, нежен, нахален и жизнерадостен. Иногда я даже слегка теряюсь.