Если бы меня спросили - стр. 4

— Сука! — скривилась Лебедева, рассматривая коленку.

Колготки жалко. Но за телефон испугалась больше, тот отлетел куда-то в сторону.

В сторону улетевшей с дороги машины. А машина…

Протаранив снежный бугор, машина погнула Есауловым профнастил забора, врезалась в дерево и застряла в снежном сугробе. В дыру покорёженного забора громко, хрипло и монотонно лаял пёс. Пса звали Буран.

Да, Ирка знала тут каждую собаку. Она тут родилась, росла, выросла.

И каждая собака её тоже знала.

— Да заткнись ты, Буран, — скорее попросила, чем приказала Ирка, поднимаясь с асфальта.

Пёс виновато заскулил, словно поясняя, что работа у него такая, и снова залился своим простуженным лаем: открыв ногой, вытолкав, буквально пробив дверью щель в плотно зажавшем её лежалом снегу, из машины вылез водитель.

— Эй, ты как там? — спрыгнул он вниз с тороса.

— Бывало лучше, — Ирка бросила прощальный взгляд на безнадёжно испорченные колготки, шагнула за телефоном и…

Парень едва успел её подхватить, когда чёртовы сапоги опять заскользили.

— Твою мать! Вот о чём ты думала? — крепко держа её сильной рукой, оглянулся он на пролетевший мимо седан. Тот ослепил фарами, моргнул красными светом задних огней и скрылся из вида, даже не притормозив.

О чём она думала, когда? Когда надевала осенние сапоги на гладкой, как попка младенца, подошве? О том, что это единственные её приличные сапоги, если что.

Или когда бежала на тот вонючий автобус, из которого её немилосердно вышвырнули? О том, что это, скорее всего, последний автобус.

Или, может: хороший ли сегодня день, чтобы умереть? Нет, кончать жизнь самоубийством она не собиралась. И под машину бросаться тоже. Не для того мама её такую красивую родила, чтобы соскребать с асфальта.

«Вот ещё!» — могла бы ответить Ирка и стряхнуть руку, что держала её крепко и безжалостно.

Но задрав голову (росту мужик был гренадерского), уставилась в заросшее чем-то вроде редкой шерсти лицо и осеклась.

«Бо-о-же, ты сам решил это растить или какая-то бессердечная сука сказала, что тебе идёт щетина?» — оценила Ирка негустую тёмную растительность на волевом подбородке и онемела.

«Ты? — застыл в глазах вопрос. — Чёрт побери! Ты?!»

3. 3

.

Это его звали ММ — Моя Мечта. То есть это Ирка его так звала.

Целый год в седьмом классе она вставала в шесть утра, чтобы накраситься, и ровно в семь десять, на полчаса раньше, чем надо, бежала на Конечную, чтобы оказаться с ним в одном автобусе.

Четырнадцать остановок и сорок минут счастья, когда со своего места она рассматривала его красивый профиль, умный затылок, покрасневшие на морозе уши, обычно заткнутые наушниками. В руках он держал какую-нибудь нечитабельную книгу, слишком мудрёную для её тринадцатилетнего ума. Густая кучерявая копна тёмных волос заменяла шапку. Потом Ирка выходила, скользнув по нему прощальным взглядом, и тащилась в свою рядовую гимназию, чтобы просидеть в вестибюле лишние полчаса до начала занятий, а он ехал дальше, в свой Лицей инновационных технологий, чтобы однажды покорить мир.