Если бы меня спросили - стр. 11
— Нэ, это мой брат купил, автосэрвис дэлать.
— М-м-м… Я уж подумал тоже она, — усмехнулся Воскресенский.
— Зря ты смеёшься, — покачал головой дядька. — Родная бабка и та её ведьмин омут звала: заглянешь — и не воротишься. Такой затянет — не отпустит. Мой дурак чуть не утонул, а до сих пор по ней сохнет. Слава богу, хоть в армию забрали, может, там попустит, — перекрестился он. — Парнишку, что со школы за ней бегает, как приворожённый, не попустило вон. Но тот упрямый.
— Да, мой брат тожэ сказал: беда-баба, чума. Он, как её увидэл, тры дня болел. Неделя машина у её дома сидэл. Все цвэты завял…
Чтобы хрен у тебя завял! Сплетники!
Ирка демонстративно закрыла окно, не собираясь их больше слушать. Включила музыку. Сползла вниз по сиденью. Скрестила на груди руки.
Старый пень, собакам ссать! Как лентяя своего лопоухого ей сватать, так не порча. А как тот от ворот поворот получил, так сразу ведьма. Можно подумать, она его сына с баржи толкнула! Или караван-сарай этот цветочный подожгла. Или Петьку…
Но особенно обидно было за бабушку. Та ведь любя Ирку ведьмин омут называла, потому что гордилась внучкой, знала и характер Иркин непокорный, вольный — голыми руками не возьмёшь, и натуру скрытную — не прочтёшь, не разгадаешь. А эти — ведьма!
В средневековье им было хорошо: не дала — пошёл в церковь, сказал, что ведьма, сожгли суку. Но сейчас не Средние века. Впрочем, женщинам всегда тяжело. Красивым не прощают красоты, сильным — силу, счастливым — счастье. Женщинам вообще ничего не прощают.
Ирка захлопнула стоящую между сиденьями аптечку, сунула обратно в бардачок. Снова откинулась к спинке кресла, закрыла глаза.
Большой новый седан убаюкивающе гудел мотором. Из динамиков ритмично бухало «Бум!Бум! Бум!». От печки шло благословенное тепло. Время приближалось к полуночи. Пожалуй, Ирка бы осталась в этой машине жить, а не только до приезда ДПС. Но к её предательским сапогам прилагался предательский мочевой пузырь, а дома волновалась мама.
— Вадим, — она открыла стекло и помахала Воскресенскому.
Тот очередной раз закончил говорить по телефону. Видимо, опять с бабой. Судя по тому, как он грыз губу, как в сердцах пнул снег, разбила ему девка сердце. Ох, разбила!
Вида не показывает, холода напустил, но такое разве скроешь. Нет, не Пила, другая разбила. Пила была так, дырку заткнуть, ушла и ушла, скатертью дорога. Та, что была до неё — душу вынула. Та, которую так просто не забудешь.
«Зато от меня у тебя теперь прививка — предупредили», — хмыкнула Ирка, глядя, как по крыльцу шаркает метлой хозяйственный Аббас, тянет руками погнутый забор старый гусь дядя Вася, выправляя вмятину.