Есенин - стр. 81
Есенин, узнав, в чем дело, радостно засмеялся, показывая Айседоре на церковь, мимо которой они проезжали:
– Повенчал! Понимаешь? Свадьба! Ты и я повенчаны!
Когда Шнейдер перевел ей, она со счастливой улыбкой снова прижалась к Есенину.
– Марьяж! Yes! Карашо! Свадьба!
Но вот пролетка остановилась у роскошного особняка на Пречистенке, который был предоставлен советским правительством Дункан и ее школе. Есенин подал Айседоре руку. Они поднялись по ступенькам и вошли в дверь. С этой ночи, вернее, с этого солнечного утра Есенин стал жить у Дункан. И уже через полчаса, наскоро приведя себя в порядок, они принимали притащившуюся следом и желавшую веселиться «богему». Гости восхищенно, с завистью разглядывали огромный зал, расположившись в мягких креслах, растянувшись на пушистом ковре. Шнейдер подал каждому по бокалу шампанского, открыл большую коробку конфет.
– One moment! Чичаз! Танго! – Дункан достала пластинку и отдала Кусикову. – Танго! Аргентино танго! Please! – А сама скрылась за ширму.
– Понял, мадам! Сейчас поставлю. – Кусиков открыл граммофон, покрутил ручку и поставил пластинку. Полились звуки аргентинского танго.
– Стоп-стоп! Шнейдер! I’ll give you the sign! – крикнула Айседора из-за ширмы.
– Погоди, Сандро! – остановил Кусикова Есенин, снимая пиджак. – Она, наверное, переодеться хочет! Подай-ка гармошку, Толя, – попросил он Мариенгофа.
– Брось, деревня! Тут Европа! Танго! А ты со своей тальянкой…
– Заткнись, умник прилизанный, – цыкнул на него Есенин. Он взял гармошку, уселся на стол и неожиданно для всех быстро и ловко подобрал мотив танго.
– Браво, Езенин! – обрадованно крикнула Дункан. – Так, так! Yes! Карашо!
– Are you ready, Icedora? Can we start? – спросил Шнейдер.
В ответ Дункан, величественная и преображенная, появилась из-за ширмы. Гости встретили танцовщицу дружными аплодисментами.
– Now! – скомандовала Дункан.
Кусиков поставил иглу на пластинку. И, словно желая помочь Айседоре, Есенин рванул тальянку и заиграл танго, да так уверенно, широко раздвигая мехи гармошки, что казалось, будто сама Россия распахнула свою душу, принимая в объятия эту бесконечно талантливую несчастную иностранку.
Дункан танцевала танго «апаш», странный и прекрасный танец. Узкое розовое тело шарфа извивалось в ее руках. Она ломала ему хребет, судорожными пальцами беспощадно сдавливала горло. Трагически свисала круглая шелковая голова ткани. Она танцевала, она вела танец. И уже Есенин был ее повелителем, ее господином. Это ему она как собака лизала руку…
Дункан закончила танец, распластав на ковре перед Есениным судорожно вытянувшийся «труп» шарфа, и сама опустилась рядом с ним.