Есенин - стр. 23
Все засмеялись.
– А правда. Давайте сначала заедем ко мне, Сергей переоденется, а вечером мы к вам, – поддержала его Бениславская. – Правда, Яков Григорьевич! Пусть Сергей придет в себя.
– А Катя как считает? – пошутил Блюмкин.
– Я как Сережа, – серьезно ответила Катя.
– Меньшинство подчиняется большевикам, – поднял, сдаваясь, руки вверх Блюмкин. – Убедили. Езжайте! А вечером жду в номере сто тридцать шесть гостиницы «Савой»… Все! Не прощаюсь. Катя, я красивых таких не видел, – процитировал он Есенина и, лихо спрыгнув на ходу, помахал вслед рукой: – Жду!
Молчание, которое наступило после ухода Блюмкина, первой нарушила Катя.
– Мы, Сережа, ночей не спали. Если бы не Галя… Она как ураган. Всех обегала, даже Калинину звонила. Представляешь, он заявил, что в курсе происшедшего, но ничем помочь не может, ВЧК поступила по закону… Ведь так он сказал? Да, Галя?
Бениславская с горечью в голосе ответила:
– Как пить за счет Есенина, так все тут как тут! А случилась беда, попрятались как крысы!
– Куда мы едем? – спросил Есенин, с жадностью оглядывая все вокруг – дома, людей, небо, – будто не неделя прошла в тюрьме, а целая вечность.
А небо взвилось над Москвой голубое, прозрачное, чистое, словно в упрек грязным земным деяниям людей, суетливо спешащих по тротуарам в поисках своей судьбы, а может, просто пропитания.
– Ко мне, – по-будничному просто ответила Галя и, наклонив голову, чтобы Есенин не увидел радостных глаз, спросила: – Сережа… Катя мне сказала, вы разошлись с женой. Это правда?
– Да, – грустно улыбнулся Есенин, почувствовав ее настроение. – Уже и документы о разводе получил. Так что я одинокий. Давно одинокий.
– И очень хорошо, – вырвалось у Бениславской, – то есть… будете жить у меня.
– А вы не боитесь, Галя, что о вас могут нехорошо думать?
– А мы будем жить втроем, – быстро нашлась она и, смеясь, обняла и поцеловала его сестру. – Правда, комната у меня маленькая, но есть еще темный чуланчик. Там вполне может поместиться походная кровать.
Никогда и нигде Есенин не чувствовал такого одиночества, как последние года два-три здесь, в Москве. Это одиночество изнуряло его, нагоняло тоску, от которой он не знал порой, куда деться. Оно толкало его на постоянное общение с людьми. С людьми чужими, близкими, но недалекими. Он боялся одиночества, а потому с благодарностью согласился.
Щеки Бениславской запылали маковым цветом, несмотря на холод. Она стала обмахивать ладонью лицо. Наконец настал тот день или, скорее, ночь, о которой так мечтала Галя Бениславская.
Галина Бениславская, давно и безнадежно любившая Есенина, была девушкой неглупой, достаточно самокритичной и понимала, что недостаточно красива: среднего роста, нескладная, с темными косами, с зелеными в густых ресницах глазами под чертой чуть не сросшихся на переносье бровей. Хотя и была она девушкой образованной, современной, но все-таки не смогла избежать влияния стихов Есенина и гипноза его голубых глаз и очаровательной улыбки. И какой-то внутренний голос подсказывал ей, что она может быть ему полезна и таким путем сумеет завоевать его любовь. Все произошло, как и мечталось. «Пришла и спасла!»