Эрон - стр. 89
– Если б ты знала, как я ненавижу жизнь. Меня тошнит каждое утро, когда я влезаю в проклятую форму. Если б не Лиза Ивановна, я бы давно покончил с собой… Но я хочу умереть у нее на руках, чтоб она закрыла мои глаза… Но будет! Так вот, Надин, учти – ты звезда. Ты так щедро одарена Богом, что судьба, которая у него на посылках, тебе не простит презрения к себе. Твоя высшая цель – просто двигаться. Все быстрей и быстрей. Тут главное – достичь такой скорости, чтобы обогнать бегущего ангела. И тогда с земным будет покончено.
Она пьянела от этих лихорадочных слов, в которых было столько лестной трезвости мужского ума.
– Я виноват перед тобою, – Веве запнулся и чуть опять не упал, – нужно было сказать это раньше. Виноват. Но будет!.. Уезжай!
– Куда?
– Сначала в Москву. Я не знаю, правда, твои нижние цели. Кто ты по низшему счету. В чем твой дар и твоя нацеленность. Ты сама должна разгадать свой смысл. И ты разгадаешь. У тебя получится все, что ты задумаешь. Важно точно задумать. Верь мне, собака. Верь! Я в жизни не встречал такой неповторимой женщины.
– А мать? – обиделась Надя.
– Мать вовсе другое, – сказал Веве. – Ее я люблю, а тебя нет.
– Спасибо, – надулась она.
– Не ломай дурочку. Ты прекрасно понимаешь разницу отношений. Но почему ты отмалчиваешься, Надин?
– По-моему, тут вполне можно жить.
– Дура! Просто тебе всегда интересно с собой. Но жить здесь нельзя!
– Чего ты орешь, Веве. Я ведь уйду.
Его лицо исказила тоска, и он упал на колени в грязь, смешной до слез грузный больной человек с мокрыми глазами печальной собаки:
– Поклянись, Надин, поклянись, что ты уедешь отсюда.
– Встаньте, Викентий Викентьевич!
– Не встану. Клянись!
К ним от станции приближалась стайка людей. Ближе. Ближе.
– Сюда идут чьи-то рожи, – разозлилась Надин. – Я уеду. Уеду. Но мне противно клясться.
– Не встану! – русский человек уже упивался своим унижением.
Она узнала идущих: толстуху Клавдию Городилову, буфетчицу седьмой столовой горторга, ее дочь, свою недавнюю одноклассницу Нинку Городилову, телеграфистку Галину Огрызко и ее мужа, билетного кассира Георгия Николаевича, машинистку райвоенкомата пенсионерку Люську Бабикову и ее племянника, замначальника паспортного стола Ленинского района, капитана Суркова… они надвигались в пучеглазом молчании к картине, где главный инженер паровозоремонтного депо трезвенник Скирмунт пьяно стоит на коленях в дорожной грязюке перед взрослой дочерью от второго брака врачихи Бойцовой Лизаветы Ивановны, Надеждою Навратиловой, но Надя посмотрела таким страшным взглядом ожога, что вся шестерка прошла без единого звука и, только сделав несколько шагов в темноту, забрякала гадкими смешками медной мелочи в кошельках вещи.