Ёнька - стр. 9
Должен признаться, что с того дня, как познакомился с Ёнькой, я не могу есть своё мороженое. Совестно. Беру из холодильника одно, и кажется, что все остальные обижаются, что я выбрал не их. Даже если просто открываю дверку, все они глядят на меня с полок и леденеют от страха. «Вдруг опять не меня», – наверняка думает каждое и покрывается инеем. Мороженое – самое трусливое существо в мире, оттого и холодное.
В сегодняшнем дне совесть моя была чиста. Забытое эскимо попросила девочка в золотой короне – скорее всего, тайная принцесса. Пока я оправдывался перед другими брикетами, малышка куда-то подевалась. С принцессами нередко происходит что-то подобное – то принц похитит, то на бал увезут. Явление всегдашнее, но возвращать мороженое в холодильник я не решился. Не хотелось разводить там сплетни. Чтобы спасти несчастное от позора, я седлал коня и ускакивал на поиски. Принцессу не нашёл, коня потерял, дракона перевёл пастись на другую лужайку. Утомившись, присел на лавочку и разомлел под солнцем.
Продолжая размышлять над игривой судьбой принцесс, я сходил к Причалу и забрал-таки размякшее эскимо. Когда вернулся, обнаружил на своём месте Ёньку. Узнал не сразу, потому что сидел мой сиятельный друг великолепно неправильно. Просунув ноги между сидением и дощечкой спинки, он устроился задом наперёд. На ногах мальчика были кроссовки и без того красивые, а под струями дождя так и вообще сияльные. От кроссовок летели капли, поэтому, перед тем как сесть рядом с Ёнькой, мне захотелось вытереть рукавом мокрые дощечки. Делать я этого не стал, уж очень хотелось поскорее попасть в детство. Страшась, что не получится, я присел. Мир тут же вспыхнул и заговорил.
Мальчик же был так увлечён дождём, что не обратил на меня внимания. Только когда я зашелестел фольгой, он повернулся и сурово заглянул мне в ухо. Смотрел жарко. Мне пришлось подставить глаза, чтобы ухо не прожгло насквозь.
– Ты чего это, Ёнька?
– Бамалей, а тебе какой мороженый больше нравится?
– Не думал об этом, – признался я. – А тебе?
Мой юный друг принялся сердито чесать голову.
– Мне – все, – ответил он, когда закончил.
– Ну а больше других?
– Я не знаю, я только один пробовал.
– Такое? – я указал на эскимо.
– Нет, такой не пробовал. Но он мне тоже нравится.
Уж тут-то вся сердитость мальчика стала прозрачной.
– Ну на… – сказал я и нехотя протянул мороженое.
Ёнька взял его и принялся облизывать со всех сторон. Стоило шоколаду запачкать брови, как грозность моего друга растаяла. Заметив это, я попросил развернуться ногами к солнцу – мальчик послушался. Всучил мне протекающее эскимо, шоколадной рукой стянул промокшие кроссовки и водрузил на лавку между нами. Потом забрал мороженое и переставил ботинки. Не знаю, что вдруг нашло на меня, но на короткий миг сердце сжалось в страхе. Солнце играло золотом волос слишком ярко, делая каждую секунду кадром ускользающего счастья. Почудилось, что вот таким беззаботным и сияющим я вижу друга своего в последний раз. Я закрыл глаза рукой и замер. Когда открыл, Ёнька сидел рядом, молчал и чавкал. Иногда откусывал слишком большой кусок, замирал с набитым ртом, растопыривал пальчики на ногах и разглядывал сквозь них голубей. Те делали вид, что ничего не хотят, но Ёньку было не обмануть.