Энциклопедия русской души (сборник) - стр. 72

Но мне надоело жить в государстве, которое не умеет быть государством. Мне противны фашисты. Радикальные, бритые, и умеренные, бородатые. Мне надоели нытье, беспомощность.

Я живу в России как посторонний, потому что я живу лучше многих и могу себе позволить говорить все, что думаю. Я не боялся власти, я жил свободно в СССР, я так свободно жил, как никто. Надо мной нет начальства, подо мной – подчиненных. Свобода дает мне возможность думать так, как я думаю. Мне повезло. Но это только временное везение.

Я живу совсем с краю. Кто-то живет тоже с краю, но ближе к центру, кто-то живет между краем и центром русской жизни, кто-то живет ближе к центру, и чем ближе к центру, тем мучительнее и страшнее, тем грязнее и беспомощней, тем отчаяннее, и центр – это ад.

Я еду по Берлину под проливным дождем. Со студентами. Вдруг какая-то машина остановилась. Заглохла. Студенты выбегают и толкают. Мокрые полностью. А мы говорим – немцы.

А тут у меня в Подмосковье машина сломалась. Я только махнул рукой: помогите – набежала куча народных умельцев. Доброжелательные ребята. Дима. Слава. И другие. Машину долго били кувалдой. Наконец она поехала, но когда я приехал на ремонт, знакомый механик Володя остолбенел.

Застолье – не русское слово, а перевод с грузинского, но это не имеет значения, потому что русский стол – наверное, самый лучший стол в мире. Есть тихая прелесть русского приготовления еды, есть все эти женщины, которые, не считаясь с работой, готовят. Они так весело суетятся и вкусно готовят.

Я уважаю бесполезное застолье, с безобразиями. Помню, я дважды дрался с Иосилиани. Свирепо били друг друга по морде. Есть что вспомнить.

Мне говорил один знаменитый поляк:

– Знаешь, чем русские девушки отличаются от всех прочих?

– Знаю, – уверенно отвечал я, – они трахаются 180 дней в году.

– Неужели так много? – удивлялся поляк.

– Разве для них это много? – удивлялся я.

– Очевищьче! 180 дней в году они смотрят тебе в глаза и говорят: ангел ты мой!

– Советская власть кончилась в 1927 году, – сказал мне старый маляр, который красил стены в квартире моих родителей в 60-е годы.

Я удивился осмысленности его слов и запомнил на годы. Возможно, маляр был троцкистом, не в этом дело. Главное, что он был. Это была единственно исторически продуманная часть речи, которую когда-либо я услышал от русского рабочего. Не помню его лица, но, может быть, он и был тем рабочим классом, пролетариатом, который кончился в 27 году.

В России методично перебили всех лучших. Перебили лучшую аристократию, лучших попов и монахов, лучших предпринимателей, лучших меньшевиков, лучших большевиков, лучшую интеллигенцию, лучших военных, лучших крестьян.