Энциклопедия коммуникаций и делового общения. Теория и навыки: всё от семантики до журналистики - стр. 21

к корове – это связь, установленная людьми произвольно, условно. Это животное вполне могли назвать краказяброй. Но назвали коровой и зовут так испокон веков. Почему – никто не знает.6 Как будто русские люди договорились, что это животное называет коровой и все тут. Вот эту иллюзию договора и называют языковой конвенцией.

Причем все, любой и каждый человек, владеющий русским языком, при слове корова обязательно поймет, что речь идет именно об этом, а ни о каком другом животном. Точная привязка знака к обозначаемой вещи является достоянием всего народа, говорящего на этом языке.

Вероятно, для того, чтобы название стало всеобщим, оно должно перешагнуть некий порог употребимости (и «понимаемости»). До каких-то пор явления и вещи могут называться случайными именами, эти имена будут понятны по ситуации. А потом, когда эта вещь или явление прочно входит в широкий обиход, одно из случайных имен, видимо, также получает всеобщее распространение, вытесняя или оттесняя другие случайные имена. Здесь важен фактор удобности названия и частотности употребления. Переводилка в истории с шахматистами победила именно благодаря удобности названия (с ее помощью переводят стрелки) и частотности (постепенно так стало говорить большинство).

Допустим, мы живем в древней русской деревне, называем корову коровой. К нам приходит чужак, тоже русский, но в их деревне корову называют кракозяброй. Он пытается нам что-то рассказать про кракозябру, но мы его не понимаем, хмыкаем и пожимаем плечами. В конце концов, он видит, что мы (а нас большинство) называем корову коровой. Ему некуда деваться. И ничего не попишешь, он тоже будет называть ее коровой, иначе его не будут понимать. Он подстраивается под большинство, то есть под частотность употребления. Очень похоже на случай с переводилкой, только спрятано в веках.

Примерно таков механизм выработки общего понимания – языковой конвенции.

Конкретные случаи языковой конвенции постоянно уточняются, модифицируются, как того требуют обстоятельства жизни народа и языка, появление новых реалий.

Любопытные наблюдения над формированием языковой конвенции приводит лингвист Борис Норман. В 60-е годы в СССР появились первые фломастеры. Тогда они были еще редкостью, их привозили из-за границы. Постепенно эти предметы стали обобщаться в особое понятие, но еще долго не получали своего четкого наименования. Бытовали названия плакар, волокнистый карандаш, да и в написании наблюдались варианты: фломастер или фламастер? Сегодня фломастер – уже устоявшееся название, единообразно понимаемое любым носителем русского языка. Иными словами, в русском языке установилась конвенция называть этот предмет этим именем и понимать под этим именем этот предмет. Если сегодня кто-то скажет: «Дай плакар!» – мы вытаращим глаза.