Экспансия на позавчера - стр. 2

Просторный зал напоминал стерильную операционную, где будущее решалось точностью движений и чистотой логики. Здесь не было ничего лишнего: мягкий рассеянный свет, холодные металлические стены, матовые консоли с голографическими панелями. Над полированным столом в центре парили интерактивные экраны, испускавшие ровное голубоватое свечение, на котором мелькали данные о текущих экзаменах, личные файлы курсантов, аналитика их успехов и провалов.

Вдоль длинного стола сидели экзаменаторы – вершители его судьбы. Адмирал Уэллс, худощавый, с короткими поседевшими волосами, казался человеком, который мог бы спокойно командовать флотом даже в смертельном бою, не повышая голоса. Профессор Ханна Грейс – строгая женщина с холодными глазами и идеальной осанкой – известна своей жёсткостью в области космических теорий. Рядом с ней капитан Фаррелл, бывший пилот боевого флота, тот, чьи манёвры разбирались на симуляторах, как эталон мастерства.

Но курсант особенно внимательно смотрел на командора Ларсона: тот не скрывал своей неприязни. Выправка у Ларсона была образцовой, форма сидела идеально, а взгляд говорил больше, чем любые слова.

Это был человек, который не считал нужным скрывать, что перед ним курсант, не соответствующий его представлениям об офицере. В его глазах Иван не был бойцом – скорее учёным, теоретиком, человеком, привыкшим размышлять, а не действовать.

Тот глубоко вдохнул, задержал дыхание на секунду, затем сделал шаг вперёд.

– Курсант Иван Артемьев, – чётко представился он, останавливаясь перед комиссией.

– Садитесь, курсант, – отозвался Уэллс, жестом указывая на центральный пульт.

Старательно сдерживая напряжение, Иван подошёл к консолям и сразу опустил ладони на сенсорную панель. Экран вспыхнул ровным бело-голубым светом, запуская визуализацию. Через мгновение перед комиссией развернулась сложная, но понятная каждому проекция – модель "Гравитохронного контура".

Вращающиеся ореолы энергии, тонкие нити временных потоков, сияющие точки входа и выхода – всё это парило в воздухе, оживляя перед комиссией технологию, которая стояла на передовой освоения дальнего космоса.

Иван знал, что сейчас самое главное – не просто объяснить. Он должен увлечь их. Сделать так, чтобы даже те, кто смотрел на него скептически, увидели в его словах не теорию, а нечто, что изменит само понятие межзвёздных путешествий.

– Гравитохронный контур – это не просто двигатель, – начал он, и его голос его был ровным, уверенным. – Это концепция движения сквозь время. Представьте, что пространство и время – это река. Обычные корабли плывут по её течению, ограниченные скоростью света, но наш корабль делает нечто другое. Он изменяет течение этой реки.