Екатерина Великая. Владычица Тавриды - стр. 20
– Ему предписывалось, – Никита Панин остановился, закатил свои большие груглые глаза и наизусть процитировал: «если позволят обстоятельства… остановить успехи армии России». Сие в то время, когда сами французы, наши союзники, терпели поражение за поражением на поле боя!
– В том-то все и дело! Однако, они упорно продолжают считать российское войско вспомогательной силой, не заслуживающей никаких лавров, – запальчиво заметил генерал Потемкин.
– А Австрияки? Им надобно было дабы российская армия сражалась, прежде всего, ради возращения им, отвоеванной у них пруссаками Силезии, – угрюмо прокомментировал Панин.
Все, паки замолчали, пережевывая про себя события недавних лет.
Толстый Панин, пыхтя, уселся на свое место и, прервав молчание, авторитетно заявил:
– Так или иначе, наш покойный император Петр Федорович, взойдя на трон, одним росчерком пера свел к нулю итоги пяти кровопролитных войн.
– Так вот и представьте, – заговорил Захар Чернышев, – что оставил сей почивший злосчастный император своей супруге, нашей Императрице Екатерине Алексеевне?
Граф Чернышев принялся загибать пальцы:
– Первое: пустую казну, понеже всем известно безалаберное правление его тетки Елизаветы Петровны. Опричь того, за казначейством числилось восемнадцать мильонов долгу.
Второе: армия восемь месяцев не получала жалованья.
Третье: повсюду народ приносил жалобы на лихоимство, взятки, притеснения и неправосудие. Четвертое: флот был в упущении, армия в расстройстве, крепости разваливались.
Генерал-поручик Потемкин, замерев, слушал внимательно, сдвинув брови и широко открыв здоровый глаз.
– Бедная Императрица, – молвил он, растерянно оглянувшись на Чернышевых. – Как же она одолела все оное безобразие?
– Вот так и одолела! – весело воскликнул граф Иван Чернышев. – Она часто сказывала, что мечтает о пяти годах покоя, дабы привести обремененное долгами государство в наилучшее состояние, каковое токмо она могла.
Григорий Потемкин улыбнулся:
– И ведь смогла! – воскликнул он.
– Вестимо, смогла! – радостно вторил ему Иван Чернышев.
Панин, кивнув, отметил:
– Наши мысли с императрицей были совместными, их знают во всех Европейских дворах. Я вам их наизусть зачитаю.
Паки, закатив глаза, он продекламировал строчки из послания государыни:
– «Мы затверделому австрийскому самовластию и воле следовать не хотим и во взаимных интересах наших с оным двором ведаем определить истинное равновесие», «Россия независимо от других держав собою весьма действовать может» и «Мы ни за кем хвостом не тащимся». Вот так, друзья! – сказал Никита Панин, победно оглядывая Чернышевых, Фон Визина и Потемкина. Все гордо встрепенулись.