Эхо - стр. 27
Все свободное время они теперь проводили втроем. И вовсе не потому, что однажды Арина пришла двум почти незнакомым девчонкам на помощь. Если бы так, то подружки просто сказали бы спасибо и забыли. Нет, дело было в том, что не замечаемая ими до этого робкая тихоня, оказалась на поверку веселым и смышленым существом. А главное — она столько знала! Лиза от стыда за свою дремучесть иногда даже краснела. Хотя знать имена языческих богов или названия созвездий была совершенно не обязана. Но из чувства соперничества тоже принялась глотать книги тоннами. Стаська такими комплексами не страдала, ей больше нравились истории «с продолжением», которые Арина выдумывал на ходу — тут тебе и новые приключения Джен Эйр и мистера Рочестера, и совершенно зубодробительный ужастик про оживших мертвецов на их городском кладбище.
— Тебе надо книги писать, — завистливо вздыхала Стася, даже не подозревая, что однажды сама решит написать сценарий. А Арина станет обычным педиатром в детской больнице. Вот только обычным ли?
Так когда же это началось?
Может быть в тот день, когда Митька Пыжов, самый мелкий мальчишка в их классе неудачно налетел на увесистый кулак десятиклассника Олега по прозвищу Танк? Отлетевший от удара Танка Пыжов довольно ощутимо треснулся головой о подоконник — шишка на затылке наливалась прямо под пальцами кинувшейся на помощь Арины. Что она бормотала, глядя в Митькины круглые перепуганные глаза, она совершенно не помнила, только мальчишка вдруг странно обмяк, а потом буркнул:
— Отпусти, все уже прошло.
Она удивилась — шишка есть, это же больно. Но Митька утверждал — нет, ничего не чувствует. На следующий день она упросила его показать затылок. Шишки не было. На мальчишках все заживает моментально, это факт.
А ещё была история с псом. Отброшенное бампером машины рыжее тело дворняги и ощущение дикой, ужасной боли в спине — до темноты в глазах, до крика, разрывающего ребра. Только бы добежать, только бы успеть! Собака лежала, и крупная дрожь сотрясала её всю — от кончиков лап до загривка. И лишь лобастая голова была неподвижна, а в глазах застыла обреченность. Наверное, тогда в первый раз она выложилась вся — не сознавая, что делает, управляемая поднявшейся из подсознания волной. Пальцы, погруженные в пыльную рыжую шерсть, то леденели, то становились горячими, почти обжигающими. В их подушечки впивались сотни колючих иголок, так бывает, когда отсидишь ногу. Под ними ходуном ходили собачьи ребра, мешая найти ту самую точку.
Выше, выше и глубже… Глаза наполнял алый пульсирующий свет, в котором она все-таки смогла увидеть. Что это было? Об этом она думала потом не раз. Но названия тогда придумать так и не смогла. Больше всего это было похоже на расплывающиеся в красной воде черные чернила — тягучие уродливые струи. И откуда-то она знала, как можно справиться с ними, собрать в отвратительно черный клубок, а потом вобрать, растворить в себе. Пальцы сводило судорогой, пот заливал лицо, но останавливаться было нельзя. Нельзя.