Эхо чужих желаний - стр. 49
Шон О’Хара с раннего детства говорил братьям, что собирается стать священником-миссионером. Братья были довольны: устремления Шона были гораздо предпочтительнее амбиций остальных учеников, которые мечтали лишь о том, чтобы водить дублинский поезд или владеть кондитерской. Время от времени братья пытались переманить Шона в свой орден, но он твердо заявлял, что не хочет учить маленьких католиков в Каслбее. Он хотел уехать, чтобы встретиться с дикарями и обратить их в христианство.
Шон вовсе не был святым, и никто из его школьных приятелей не видел в его призвании ни намека на благочестие. Они завидовали Шону, которому суждено было отправиться в разные экзотические места: Африку, Индию или Китай – точно никто не знал. Священник, преподававший географию, был очень благодарен юному Шону, так как мальчик постоянно писал в ордена, занятые миссионерской деятельностью, интересуясь подробностями их работы. В обмен на журналы и брошюры Шон организовал для них сбор серебряной фольги.
В возрасте около тринадцати лет ему даже удалось уговорить священника-миссионера приехать и прочесть в его школе лекцию. Священник посоветовал мальчику усердно учиться, и тогда, возможно, его примут в семинарию – образование в этой жизни могло пригодиться везде.
Хотя Шон был на три года старше Анджелы, он нашел в ее лице надежного друга и союзника. Она брала для брата книги в монастыре и каждый вечер помогала ему отыскать отца и найти соседа, готового отнести домой бесчувственное тело. Именно она настояла на том, чтобы превратить уголок кухни в подобие кабинета и закрепить на полке масляную лампу, чтобы кое-кто ее не унес. Их сестры Джеральдина и Мария строили планы, как покинуть родное гнездо. Джеральдина вела переписку с больницей в Уэльсе, где могла выучиться на медсестру, а у Марии была подруга, работавшая в хорошем лондонском магазине, настолько шикарном, что работа в нем мало походила на труд продавщицы. Одной исполнилось пятнадцать, другой – шестнадцать, они определились со своим будущим и упорхнули через несколько месяцев. Они очень редко приезжали домой. Время от времени писали, присылали фотографии никому не знакомых внуков, напоминавших маленьких англичан, и обещали когда-нибудь вернуться в Каслбей.
Джеральдина и Мария присутствовали на похоронах отца. Взрослые, отстраненные, в черных пальто и шляпах, они поражались тому, что все вокруг носят плащи и косынки. Свои наряды они позаимствовали специально для похорон. Сестры окинули тревожным взглядом мокрое холодное кладбище и жителей Каслбея, склонивших головы на ветру. После тринадцати лет, проведенных в другой стране, зрелище показалось им непривычным. Они с жалостью осмотрели маленький коттедж, который служил им домом более половины их жизни, и печально покивали. Анджела разозлилась. Сестры не знали, как усердно она трудилась во время болезни отца, пытаясь придать жилищу респектабельный вид. Она делала это, чтобы мать не растеряла чувство собственного достоинства и могла угощать соседей чаем, кексами и виски, не испытывая стыда за дом.