Его величество и верность до притворства - стр. 39
Что же касается Генриха, то его не радостное настроение, тем временем ничуть не улучшилось, даже из-за появившейся возможности занять это мягкое место. А всё потому, что он в последнее время, сам того, за бесконечным кутежом и развратом не заметил, как вступил в пору полного безденежья, которая непременно наступает, если вы, исходя из своих стойких приоритетов, решили жить, как бог на то и куда положит, и не вступать в пору своего взросления, где при этом вступать в право наследования, никто из ближайших родственников не спешит вас обрадовать. Ну а бог, как оказывается, тот ещё скупец, и даже не добавляет везучести в игре в карты, и раз Генрих такой своенравный герцог, то решает подвергнуть его испытанию кредиторами, от которых ему уже никакого покоя нет.
«И где мне найти дурака, чтобы одолжить денег? – гуляя взглядом по важным и по большей части скупым лицам вельмож, которым и дела никакого нет до других, размышлял Генрих Анжуйский, поглаживая огромный брильянт (единственное, что осталось незаложенным) на своём указательном пальце правой руки. – И ведь даже этот де Гиз, и то оказался настолько туп, что, не поняв моё намёкливое предложение сыграть в карты, тем самым не остался в дураках. – Генрих в своей задумчивости даже позволил себе небрежную бестактность, своим затуманенным от скорбных мыслей, а не как можно было подумать и подумали – обволочённым пеленой вожделенческих не сознаний взглядом, задержаться на было уже собравшейся следовать за герцогом де Гизом мадам де Ажур.
Ну а взгляд Генриха, в свете блеска его огромного брильянта, кого хочешь заворожит и собьёт со здравой мысли. Чего уж говорить о мадам де Ажур, чьи глаза, только при одном намёке на близость к брильянтам, вспыхивали ярким светом и затмевали всякую её благоразумность.
«Да и Генрих куда моложе и привлекательней, чем этот старый боров де Гиз», – мадам де Ажур, в один момент низвергла с пьедестала своего поклонения – герцога де Гиза, водрузив на него новый объект своего поклонения – Генриха Анжуйского. И хотя она ещё буквально одно мгновение назад, даже не могла себе помыслить о чём-либо таком своенравном, то теперь она уже не могла себе помыслить того, что могло быть как-то иначе.
«Терпеть не могу и не буду», – решительно пристукнув каблучком туфли по полу, мадам де Ажур ясно дала себе понять, что она больше не потерпит всех этих герцогский благоговений и даже, чего уж там, позволений. С чем она, плюс с повышенным биением в сердце, с видом смущения, но не настолько, чтобы не дать понять Генриху, что он её волнует, бросает свой полный ответности взгляд. Но к её полной неожиданности, этот коварный на взгляды Генрих, вместо того чтобы томиться в ожидании её ответного взгляда, как ни в чём не бывало отвернулся и ведёт беседу со своим наперсником – маркизом Досада.