Её высочество рыжая ведьма - стр. 37
— Крошки мои ненаглядные, — послышалось из-за дверей. Этот противный голос был слышен даже из-за прикрытой двери и промораживал насквозь, заставляя кривить физиономию, как от кислого снадобья. — Змеюченька моя золотая, куда же ты запропастилась! — зычный голосок, громкий, сотряс комнату. По мою душу явилась, это очевидно. Выползла из закутка, где стремительно натягивала «праздничный наряд» и, не поднимая головы, тихонечко, жалостливо произнесла:
— Госпожа, вы велели красоту навести, — согласна, переигрываю, но страшно-то ведь как!
По глазам вижу, сжалилась старуха, чуть слезу не пустила от тона моего мягкого, раболепного. Нравится ей чужая зависимость, как наркотическое снадобье — не попьешь, загнешься.
Посмотрела на меня взглядом довольным. Румянец от борьбы с Даринкой наверняка приметила, пусть думает, носилась я быстрей сивки-бурки, приказание ее исполняя.
— Измира, Измира, — покачала головой недовольно. — Змею на груди пригрела, чувствует мое сердце — нет в тебе уважение к старости, к власти. Глупая ты, детка, и ничего с этим поделать нельзя.
— Я старалась, госпожа, — полные глаза слез натекли. Обидно все-таки. Ведьма не чужая, все видит.
— Красивая ты, Измира, рыжая. Только красотой своей распорядиться не можешь, ума не хватает, — вздохнула, хмыкнула и отчалила восвояси.
— Распорядиться?! — зло прошипела, аки упомянутая рептилия. — Ноги раздвинуть перед мальчиком богатеньким в погоне за жизнью сытой и лишиться единственного, что мне дорого — магии?!
— Приворожить сынка старосты, — хихикнула Дарина, все это время стоявшая по струнке смирно у изголовья кровати. — Чтобы с рук ел и заодно нас, всей фамилией, кормил! Но ты права — лучше сразу ножки раздвинуть. Они у тебя красивые, — хихикнула, давясь смехом.
— Не жить тебе, Дрянинка! Прямо здесь закапаю! И заодно конкурентку устраню!
— Возмездие помнишь?! Так вот! Отдача замучает, — рыжая бестия метнулась в сторону. Хорошая реакция, хвалю! Только выпрямилась, как получила подушкой прямо в физиономию.
— А вот и твое возмездие пожаловало, — и с гордо поднятой головой вышла из комнаты.
Спустилась медленно, чинно, «неся» свою красоту с достоинством и непомерной гордостью. Взглянула свысока на Старую Хельгу, улыбнулась и поклонилась:
— Я в вашей власти, госпожа.
Ничего в моем облике не изменилось. Волосы рыжие, растрепанные после драки, продолжали торчать в разные стороны. Глаза, сверкающие зеленью, горели на красном от бешенства лице. «Праздничное» одеяние тесно облегало фигуру, потому что пару лет, как мало! И влезла я в него со скрипом, со страху, удивительно, как не разорвала на груди. За этим и Дарину беспокоила, надеялась, что даст свою «парадно-выходную» на временное пользование. Только эта рыжая вредина играючи довела меня до белого каления, взбесила, заставила позабыть все и вся, выпуская на поверхность тщательно забитый, подавляемый, норовистый нрав. Сама виновата, сама и расхлебываю, правда, надежда теплится в груди. Может ведьма пожалеет, увидит меня такую гордую, но такую позорящую «фамильную честь» и сменит гнев на милость — разрешит переодеться. Но, увы, надежда не про нас…