Джевдет-бей и сыновья - стр. 38
– Сейфи, верный друг! – прочувствованно сказал Шюкрю-паша.
Девушки быстро забрались в карету. Джевдет-бей стоял у окна, глядя удаляющейся карете вслед.
В комнату вошел слуга:
– Сейфи-паша изволили нанести визит!
– Знаю, знаю! Зови его сюда! – сказал Шюкрю-паша. Потом обернулся к Джевдет-бею. – Я ему когда-то оказывал покровительство, но он умнее меня оказался. Сумел понравиться его величеству. Он, как и я, был послом, только в Англии. А ты, смотрю, сам не свой. Хе-хе. Очнись! Что, увидел ее, а? Увидел, увидел! Сейфи молодец! И как он понял, что мне сегодня грустно и хочется с кем-нибудь словом перемолвиться?
Дверь открылась, и два паши заключили друг друга на пороге в объятия. Выражение лица у Сейфи-паши было гордое, надменное. «А я кто? Простой торговец, и все тут!» – подумал Джевдет-бей.
– Знаком ли ты с моим будущим зятем? – спросил Шюкрю-паша и представил гостей друг другу.
Сели. Слуга принес кофе. Сейфи-паша искоса поглядывал на Джевдет-бея, тот ежился под этим взглядом и ерзал в кресле, а Шюкрю-паша о чем-то говорил.
– Вы, молодой человек, чем занимаетесь? – ни с того ни с сего вдруг спросил Сейфи-паша.
– Торговлей, господин паша!
– Торговлей. Вот оно как… Торговлей, – протянул Сейфи-паша и снова повернулся к хозяину дома, всем своим видом показывая, что внимательно слушает.
Шюкрю-паша между тем всячески расхваливал своего гостя и говорил о том, что истинных друзей становится все меньше и поговорить по душам уже почитай что и не с кем. Закончил он свою речь словами о том, что к будущему зятю теперь тоже испытывает самые дружеские чувства, но голос его звучал неискренне, а на лице было какое-то извиняющееся выражение.
Тут Сейфи-паша вдруг снова взглянул на Джевдет-бея и спросил по-французски:
– Quels livres lisez-vous, mon enfant?[25]
Сначала Джевдет-бея охватила паника, но он тут же собрался с духом и заговорил, запинаясь:
– Monsieur, je lis Balsac, Musset, Paul Bourget et…[26]
Сейфи-паша прервал его на полуслове:
– Это, сынок, хорошо, что ты хотя бы так знаешь французский. Главное – говорить, и дело пойдет на лад, – и, опять повернувшись к хозяину дома, завел разговор о последних политических слухах.
Джевдет-бей смотрел на сгорбившегося Сейфи-пашу, на то, как движется в такт речи его борода, на Шюкрю-пашу, с наслаждением слушающего гостя, и думал о том, что Ниган – дочь одного из них, а другому только что целовала руку. От этих мыслей ему было не по себе. «Не так все должно было случиться. В этом есть что-то гнусное. Я не такой, я лучше!» – сказал он себе. Потом вспомнил, как Ниган садилась в карету, и вдруг с каким-то радостным, победным чувством понял, что она – ему под стать, а не им. «Да, я лучше, чем они. Лучше и чище!» И сразу все в этой заставленной вещами, пугающе непонятной и непостижимой комнате показалось ему смешным и прогнившим. И так стало ему весело и хорошо, что он испугался, как бы не загрязнить, не испортить это чувство. «Вот прямо сейчас встану и уйду, немедленно!» – пробормотал он, но тут слуга принес чай.