Дым - стр. 39
Я провел в станице много времени, пока мы не переехали. И хотя в городе наша жизнь круто изменилась, у отца появилась любимая работа и пожарная часть, я все равно нередко ездил сюда, пока бабушка была жива. Сейчас родители решили вернуться, потому что так советовал врач – свежий деревенский воздух, все дела. Отцу, конечно, два раза в неделю приходится ездить по полтора часа в академию, но сидеть дома он не привык.
– Пахнет убийственно, мам, – говорю, зайдя на кухню. Желудок и правда сводит. К кексам, которые в круглосуточном купил Юне и ее дочери, не притронулся и, кроме кофе, я ничего не ел.
В зале, за занавеской из тонких веревок, накрыт стол, на старом серванте расставлены семейные фото, скатерть праздничная – мама сама вышивала рисунок, знаю, что для особых случаев держит. Паулина что-то увлеченно рассказывает, когда я подхожу к ним. Отец мне скупо кивает, руку пожимает крепко, хоть и сдал заметно за последний год.
– Ухнем? – косится он на бутылку. – Наливку вишневую выкопал. Загляденье.
– Конечно, куда денусь.
Я не вникаю в общую беседу, болтология у нас по части Паулины, она вечно развлекает родителей. Усаживаюсь на придвинутый к столу диван и перехватываю кастрюлю с вареным картофелем. Помогаю разложить по тарелкам, а то мама женщина мировая – и мешок на спине протащит, лишь бы другие не напрягались.
– Больше клади, а то безобразие! Три картофелины для взрослого мужчины – это мало.
Мама успокаивается, только убедившись, что я съедаю двойную порцию.
– И когда уже внуки, – подловив на кухне, говорит вроде бы в пустоту, но так, чтобы я обязательно слышал.
Я не реагирую – выработал иммунитет.
– У нас с Линой собака, нам хватает, – отвечаю я спокойно и вижу, как мама хмурит лоб, но не настаивает – идет шептаться с отцом.
Видимо, лекарство пора принимать. Матери всегда приходится с ним воевать и спорить. Вредный он, как… любой пожарный.
Только они скрываются в соседней комнате, я стучу стопкой по столу и прошу Лину налить вишневку, которая стоит рядом с ней.
– Допинг нужен. Довезешь обратно?
– Без базара, именинник.
Она хлопает меня по плечу, напомнив, что сегодня мне исполнилось тридцать три. Возраст Христа – так мать говорит, мол, великих целей могу в этом году достичь.
– Слушай, я понимаю, что бешу тебя, как родители, – врезается в мысли подозрительно ласковый голос, – но ты знаешь, что я тебя люблю. Знаешь? Эй, знаешь?
Пытается щекотать – я уклоняюсь, с детства щекотки боюсь.
– Знаю, знаю, и я тебя.
– Так вот, мне Юна понравилась.
– Да что ты заладила…
– Понравилась, одобряю. Единственное… хочу убедиться, что ты таешь не из-за человеческого детеныша.