Дым - стр. 38
– Выложу в «ТикТок», дети же нравятся людям, да?
– И ты туда.
– Куда, мистер бука?
– Один уже доигрался.
– Кто?
– Стажер наш, Леон.
– Который киллер? – острит, улыбаясь, но через секунду вдруг подпрыгивает. – В смысле Леон? Красавчик Леон? Он ваш стажер?
Я не понимаю, что имеет в виду, пока она не показывает мне позера, который светит голой, забитой портаками спиной на фоне разобранной автоцистерны в части. Дать бы ему леща хорошего.
– Мне срочно нужно записать с ним видео, у него же больше миллиона подписчиков!
– Можешь записывать сколько угодно, пока в гипсе шляется.
Она закатывает глаза, но уже не возмущается. Остальной час пути проходит спокойно, и, когда мы сворачиваем к дому моих родителей, навстречу нам вылетает Бэтмен – черный толстый лабрадор. А на его крик бежит мать.
Она в нарядном платье, с двухэтажной укладкой. На воротах развешаны воздушные шары, играет музыка. Как всегда, неуместно торжественно все. Я бы из-за состояния отца вообще не праздновал, но уговорили.
– Коля, Федор приехал!
Ненавижу полное имя.
– Приехал дядя Федор. – Паулина улыбается и тычет пальцем в беснующуюся со старым лабрадором Пони да на себя. – А еще пес и кот.
– Паулина, красавица, только хорошеешь с каждым годом. – Мама лезет обниматься к ней. – И кому же счастье такое достанется?
Даже не гладя, догадываюсь, что косится в мою сторону, я знаю ее этот тон. Она никогда не бросает попыток. И не то чтобы хочет свести меня с Линой, скорее, хоть с кем уже. Она настойчива в желании видеть рядом со мной девушку, а постоянных кандидатур, кроме Пули, нет.
– Уж точно не вашему сыну. Федя, конечно, красавчик, каких поискать надо, но он ужасно вредный и ест мясо. А вообще, в его жизни только одна женщина, и с ней не сравнится никто. – Она смачно и весело целует маму в щеку и убегает во двор.
– Вот именно этого я и боюсь, – с укором говорит та.
– Как папа, мам? – я меняю тему, крепко ее обнимая.
– Стабильно, слава богу.
Мы оба подвисаем, смотрим друг на друга. Знаем, что нас ждет. Мы будем изображать, что все в нашей семье в полном порядке, что болезнь не атакует и отцу не нужна очередная химиотерапия. Будем изображать для него. Ради отца, для которого жалость – худшее проявление эмоций.
– Ну что же мы стоим, утка стынет-то! Пойдем, сынок, – подгоняет меня.
Мы разуваемся на крыльце, как раз когда мимо проносятся собаки. Мама хохочет, подталкивая меня вперед – так она умеет искренне радоваться простым вещам. Под ногами знакомо скрипят половицы. Я сам улыбаюсь честно и откровенно – в доме точно угадывается запах детства и чего-то родного.