Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего - стр. 50
Так и было. Я узнала типично деформированную челюсть, узкий череп и провалившийся нос. Этот ребенок был забальзамирован во плоти и безмятежно лежал в бутыли, свернувшись. Судя по размерам и отсутствию волос, он был недоношенным – я искренне надеялась, ради его же блага, что он родился мертвым.
– Шифи… сифилис, – повторил доктор, слегка покачиваясь. – О да. Да, да. Я приобрел это маленькое создание… эм… – С опозданием ему пришло в голову, что сифилис не самая подходящая тема для разговоров с леди. Мозги убийц и двухголовых детей вполне можно обсудить, но никак не венерические заболевания. У него в кладовке – я почти уверена – стояла банка с мошонкой негра, который страдал слоновой болезнью, – и этот экземпляр он мне не показал.
– У проститутки? – дружелюбно подсказала я. – Да, полагаю, подобные несчастья не так уж редки среди подобных женщин.
К моему неудовольствию, он ускользнул от нужной мне темы.
– Нет, нет. На самом деле… – Он оглянулся через плечо, как будто боясь, что нас кто-то может услышать, потом наклонился ко мне и хрипло прошептал: – Я получил этот экземпляр от коллеги в Лондоне несколько лет назад. Поговаривали, что это был ребенок иностранного вельможи.
– О, надо же, – сказала я несколько обескураженно. – Как… интересно.
В этот момент – надо сказать, не самый подходящий – вошла служанка с чаем – а точнее сказать, с отвратительным отваром из жареных желудей и ромашки, вымоченной в кипятке, – и разговор неизбежно свернул в сторону повседневных мелочей. Я боялась, что чай отрезвит его, прежде чем я успею направить беседу в нужное русло, но, к счастью, на чайном подносе стоял графин кларета[20], который я, не скупясь, разлила по бокалам.
Я попыталась вернуться к теме медицины, наклонившись к сосудам, которые Фентиман оставил на столе. В самом ближнем была рука мужчины, страдавшего от запущенного случая контрактуры Дюпюитрена – пальцы скрутило так сильно, что они напоминали неразличимый слипшийся отросток. Хотела бы я, чтобы на это посмотрел Том Кристи. Он избегал меня со времен операции, но, насколько мне было известно, его рука работала нормально.
– Ну не удивительно ли, сколько всего может произойти с человеческим телом? – сказала я.
Доктор покачал головой. Он обнаружил неудовлетворительное состояние своего парика и попытался его поправить; его морщинистое лицо под белыми локонами чем-то напоминало величавого шимпанзе – за исключением, быть может, яркого носа, изрезанного красными капиллярами, как кусок бекона.
– Удивительно, – отозвался он. – И все же еще более удивительно, как это самое тело может противостоять самым чудовищным травмам.