Двум смертям не бывать - стр. 25
Тем временем поединок закончился. Как и следовало ожидать, победил Рамон и теперь объяснял брату, как именно его «сразил». Еще какое-то время ушло на то, чтобы довести движения до того бездумного состояния, когда тело начинает действовать само, без участия разума. Наконец рыцарь опустил меч.
– Все. С меня на сегодня хватит, да и с тебя тоже. Если хочешь, завтра повторим.
Он подошел к поднявшемуся навстречу Бертовину:
– Пойдем?
– Идите, я еще Хлодия погоняю.
– Тогда и мы подождем.
Рамон разлегся в траве. Эдгар с четверть часа наблюдал, как Бертовин занимается с Хлодием, потом растянулся рядом.
– Слушай, все не получается спросить – что за история была со спасенной девой?
– Дагобер наболтал?
– Он.
– Вот у него и спроси.
– «Спроси», – хмыкнул Эдгар. – Он со всеми сквозь зубы общается или только я удостоился такой чести?
– Не обращай внимания, фамильная спесь. Племянник короля, а тут приходится общаться с…
– С ублюдком, – закончил молодой человек за собеседника.
Тот вынул изо рта стебелек.
– Плюнь и разотри.
– Тебе легко говорить.
Рамон приподнялся на локте, взглянул в глаза брату. Медленно произнес:
– Да. Мне легко говорить. Хочешь поменяться?
– Прости.
Тот кивнул, снова опустился в траву. Сощурился, когда выглянувшее из-за облака солнце резануло лучом по глазам.
– А история вышла совершенно дурацкая. Никого я не спасал. Глупышка наслушалась легенд о великих подвигах и девах, наравне с мужчинами сражавшихся за родину. И когда мы вошли в город и начался бардак, натянула порты…
– Порты?
– Одежда, увидишь, объяснять неохота. Словом, пока старшие братья готовились оборонять дом, эта деваха вылезла в окно из комнаты, куда ее, младшенькую, заперли, и отправилась воевать.
– Девчонка? – не поверил Эдгар.
– Говорю ж тебе, там другие женщины. И в их балладах и в самом деле нередки истории о том, как девушка надевает мужскую одежду и идет мстить за родителей или возлюбленного.
– Много навоевала?
Рамон рассмеялся:
– Коня напугала, зараза, своей рогаткой. Я сперва думал – мальчишка, велел было заголить зад, да выпороть как следует. Потом чувствовал себя полным дураком.
* * *
Когда безразличие, навалившееся после смерти брата и посвящения, миновало, Рамон обнаружил, что зол на весь мир. На господина… герцога, навязавшего оруженосцем балованного сынка. На самого оруженосца, который только о бабах и думает. На Бертовина, который то некстати лезет с советами, то не дозовешься, да еще каждый день заставляет заниматься с мечом, точно воспитанник по-прежнему мальчишка. На проклятых язычников, не сдающих город, несмотря на голод и болезни. Иной раз в помощь горожанам пускали по течению бревна с привязанной едой в кожаных мешках, но до цели она добиралась редко, чаще посылки вылавливали осаждавшие. Чуть ли не каждый день в сети, расставленные поперек течения, попадались лазутчики, пытавшиеся или пробраться в город, или, наоборот, выбраться. Все как один говорили о том, что гарнизон ослаб от голода и болезней. Но не сдавался.