Двуликие. Игра на опережение - стр. 18
— Норд, — я сглотнула, — как ты думаешь… Почему Эмирин… то есть, ректор… почему она нюхала меня?
— Что? — он, кажется, слегка удивился.
— Когда она узнала, что меня зовут Шайной, то встала на колени и начала меня нюхать. Почему?
Норд задумался на секунду.
— Конечно, я не могу знать точно. Но предполагаю… Она ведь в то время ещё не подозревала, что ты — приёмная дочь. Если бы ты была родной дочерью, Эмирин почуяла бы это.
— Да? — поразилась я. — Оборотни способны на такое?
— Не все. Эмирин способна. Но про амулет она тоже тогда не знала, а он блокирует любой родственный поиск. В том числе и нюх оборотней.
Да, я помнила, что сказала мне ректор в ответ на вопрос, как она узнала, что я — родственница Дрейка. «Догадалась». Не почуяла — догадалась.
Все вокруг о чём-то догадывались, одна я врала самой себе, боясь признаться в очевидном.
— А почему ты не сказал мне?.. Ну… что я дочь Триш…
Норд взял в руку одну из булочек, повертел, словно пытаясь найти самое вкусное место для откусывания, и задумчиво произнёс:
— Ты думаешь, так было бы лучше?
— Нет, — честно ответила я, и он вздохнул.
— Тогда хорошо, что не сказал. Шани… Помнишь, я спрашивал, разлюбила бы ты свою маму, если бы узнала о ней нечто плохое? Теперь как ты ответишь на этот вопрос?
Я отвернулась и поджала губы — отвечать мне совсем не хотелось. Было ужасно больно, как будто сердце в груди огнём сжечь пытались.
Конечно, я не могла разлюбить маму. Но кто она — моя мама? Кого мне теперь любить? Триш Лаиру, убийцу и предательницу?
Проще признать, что у меня вообще нет матери. Но… у меня просто не повернулся бы язык.
Краем глаза я заметила, что Норд почти бесшумно поднялся с кресла, шагнул ко мне и… встал рядом уже с моим креслом. Встал на колени…
Я повернулась к нему лицом и смущённо выдохнула, когда он осторожно взял в свои руки одну мою ладонь. Нежно погладил, как будто у него в руках была не обычная девичья ладонь, а какая-то хрупкая драгоценность.
Мне стало невыносимо жарко. Захотелось сжать пальцы, чтобы лучше чувствовать… но я — я, выросшая в борделе Шайна Тарс, — не смела…
Какие у него тёплые руки. Тёплые, большие, сильные, и в то же время нежные. И надёжные.
— Шани, — сказал Норд тихо, не отрывая от меня ласкового, но напряжённого взгляда, — я понимаю, что ты чувствуешь. Конечно, это огромное разочарование. Когда я был маленьким, я считал своего отца идеалом, он казался мне лучшим человеком на свете. Но он умер, когда мне было не десять, как тебе, а двадцать с небольшим, и к тому времени я уже понял — идеальных людей на свете не бывает.