Двуликие. Долг души - стр. 21
— Дрейк, скажи… — Теперь называть его по имени и на «ты» было легко, я даже не запиналась. — Ведь это всё займёт время. Я не говорю о результате — понимаю, что его может и не быть. Но если он будет, то не сразу, и мне кажется, это сложнее, чем научиться строить щиты. И по программе я просяду колоссально… Как быть с этим? Эмирин переведёт меня на первый курс в следующем году или…
— Давай поговорим об этом вечером, — перебил меня Дрейк и ободряюще улыбнулся. — Я пообщаюсь сначала с Эмирин, а затем с тобой. У неё было много дел в последние дни, и мы не обсуждали твоё дальнейшее обучение.
— Ладно. — Я помедлила, но всё же осторожно поинтересовалась: — А проклятье? Оно…
— Пока на месте.
Я отвела глаза — стало обидно. Удивительно, мне казалось, что я больше не способна ощущать что-то сильное, однако это чувство было неожиданно очень сильным. Условие снятия проклятья Дрейка звучало как: «Когда он меня полюбит», и если оно до сих пор на месте, то…
— Но как это может быть? — прошептала я, стараясь не смотреть на магистра. — Ты даже с ложки меня кормил…
— Не знаю. Вероятно, нужно что-то ещё, этого мало. Шани… посмотри на меня.
Голос Дрейка звучал напряжённо. Обижать магистра не хотелось, поэтому я послушалась — и чуть не задохнулась, осознав, с какой нежностью он смотрит на меня в ответ.
— Если бы кто-то спросил об этом меня, я бы сказал, что очень люблю тебя, — произнёс он так серьёзно и основательно, будто зачитывал приговор самому себе. — Я понял это в тот момент, когда ты горела, и Эмирин вызвала меня, чтобы я помог ей обуздать твой огонь, загнать его обратно в тебя и надеть блокираторы. Я едва не умер, когда мне подумалось, что мы не успеем и ты сгоришь. А потом держал тебя на руках, всю в пепле от сгоревшей одежды, и чувствовал себя безумно счастливым оттого, что ты просто осталась жива. Всё остальное мы преодолеем, я уверен. Шани?
Пока он говорил, я не дышала. Не могла — было слишком больно.
— Спасибо… папа…
Дрейк покачнулся, прижал ладонь к левой стороне груди, резко побледнев, и я, перепугавшись, что довела его этими откровениями, мгновенно вскочила с кровати, охнула, ощутив, как ноги от подобной торопливости будто молниями прострелило, и упала. Но не на пол.
— Осторожно, Шани, дочка, — раздался судорожный шёпот возле уха, и ласковые руки отнесли меня обратно на постель. — Не так резво, тебе ещё рано скакать горной козочкой.
— Я думала…
— Это была метка. После того, как ты назвала меня… Её будто с корнем вырвало. Всё, Шани, нет больше проклятья.
В его голосе слышалась улыбка, и я тоже улыбнулась. Полубезумно, дико, бешено. И слёзы непроизвольно покатились по щекам, да таким неистовым потоком, что моментально оставили на рубашке Дрейка огромное мокрое пятно.