Двойной агент Сторм в Аль-Каиде и ЦРУ - стр. 46
Среди молодых людей, с которыми я познакомился в Таизе, были и будущие террористы-смертники, участники атаки в октябре 2002 года на французский танкер «Лимбург»[37] в Аденском заливе.
Через несколько месяцев после нашего переезда в Таиз, 6 мая 2002 года, Карима родила мальчика. Мы назвали его Усама. Когда я сообщил об этом матери по телефону, она была в шоке.
– Нельзя его называть этим именем, – завопила она. – Вы с ума сошли?
– Мама, – ответил я, – если это так, то на Западе нельзя называть сыновей именами Джорджа или Тони. Это они объявили войну исламу.
В общем, мы говорили на разных языках.
Глава седьмая
Семейная вражда
Лето 2002 года – весна 2004 года
Даже если мы назвали первенца Усамой, бабушка все равно имела право его увидеть. Это был и удобный повод уехать на время из Йемена. Службы безопасности явно под давлением американцев усилили контроль за иностранными «активистами».
В погожий день конца лета 2002 года уютный дом в пригороде родного Корсёра украшали марокканские и датские флаги, что смотрелось немного странно. Так мои родители решили приветствовать меня и мою жену. Супружеская пара тоже была достаточно странной: датчанин-джихадист и жена-марокканка. Тети, дяди и новоиспеченные прабабушка и прадедушка – все пришли посмотреть на первенца нового поколения семьи, трехмесячного мальчика с копной темных волос по имени Усама.
Мой отчим держался в стороне. Видимо, не забыл, что я отправил его на больничную койку. Мать пыталась скрыть раздражение из-за выбора имени для внука, я – презрение к ней, как немусульманке. Я попытался (как требовала от меня вера), хоть и явно напрасно, убедить ее принять ислам, она же никак не могла заставить себя называть меня Мурадом. Но моя вера дала ей и утешение – по крайней мере, я не собирался становиться преступником. Хотя узнай она, с кем я общался в Сане и Таизе, она бы так не думала. Мать понятия не имела о моем нынешнем радикализме. Думаю, отчасти потому, что просто не желала об этом ничего знать.
После 11 сентября отношение к мусульманам в Дании ухудшилось. На улице Карима носила никаб, оставлявший открытыми только глаза. И перчатки, даже летом. Я ходил в традиционном широком таубе. Прохожие смотрели на нас с нескрываемым подозрением.
Несколько месяцев спустя гостеприимство моей матери иссякло, да мне самому поднадоели эти европейские порядки. В связи с нападением на «Лимбург» мои знакомые в Таизе советовали не возвращаться в Йемен – братьев-мусульман хватали десятками. Если остаться в Дании, надо было держаться «своих» – жить среди серых жилых домов пригорода Оденсе Вольсмосе, где мусульман было больше, чем датчан. Многие были из Сомали, Боснии и Палестины. В датских СМИ стали появляться статьи об уровне преступности в Вольсмосе, то есть главный козырь крайне правых партий.