Дверь Ноября - стр. 3
Мальчишка подскочил прежде, чем Янка успела сложиться пополам, толкнул в грудь, а потом неведомо как успел оказаться сзади, подхватить и даже заботливо помочь усесться на тот самый бетонный блок.
Какое-то время Янку занимало только то, что в груди царит уже не боль, а жар, а потом мир снова загрузился, выплыл из небытия.
Было холодно. Стыло, даже не по-октябрьски, а так, будто уже завтра снег ляжет на землю колючими пышными хлопьями. Сердце неровно стучалось в рёбра. Глаза смотрели. Руки-ноги слушались, вот только коленки позорно дрожали.
Значки на воображаемом экране нехотя окрашивались в зелёный цвет: шкала жизни, двигатель, боеукладка… гусеницы, приборы, рация… Экипаж цел, танк цел, танк движется?
Янка окончательно вернула себя в список живых и осторожно встала, рефлекторно хватаясь за грудь.
– Живая, – радостно озвучил её собственные мысли босоногий мальчишка. – Успел!
…Янка его не услышала. Пальцы зацепились за что-то чужеродное на толстовке – из-под ладони пробивался тот самый огонёк, тёплый… и рифлёный на ощупь. Янка растерянно ухватила его и поднесла к лицу, не веря своим глазам: «огонёк» оказался металлической рыбкой длиной едва ли в полпальца. Вернее, сам огонёк прятался у рыбки внутри, пробивался в просветы стального узора, даря миру вокруг причудливые блики.
Рыбка была по-живому тёплая, даже горячая, пахла сталью и бенгальским огнём и свинцово тянула ладонь к земле.
– Спрячь под ворот лучше, – посоветовал всё тот же вездесущий мальчишка, но Янка не могла оторваться и всё крутила рыбку в руках, следя за бегущими по толстовке золотыми отсветами.
Тогда мальчишка бесцеремонно стукнул Янку по ладони, и рыбка выпала из руки, но не упала. Толкнулась, как маятник, в рёбра – встречным толчком отозвалось сердце – и повисла на цепочке, которую Янка обнаружила у себя на шее.
Огонёк утих, хоровод бликов сжался в точку, и показалось вдруг, что Янка растворится сейчас в обступившей её темноте, как сахар в кружке чая.
Без цели, без сил, без движения…
Она потрясла головой, пытаясь осознать происходящее, но тщетно. Мысли ворочались медленно и неловко, как чужие.
«Я что… исчезла?» – испугалось что-то внутри, тот маленький островок разумности, который засасывала в себя окружающая трясина безволия.
Но мальчишка-то её видит, значит, наверное, не исчезла?
– Слушай, а откуда… ты взялся? – Янка заставила себя сосредоточить взгляд на незнакомце.
– Я? Вообще или прям сейчас?
В свете выглянувшей в прореху туч луны мальчик показался чёрно-белым, как старое фото: бледный, тёмненький, но волосы не как у Янки – непослушный вьюн, а жёсткие и, наверное, совсем-совсем чёрные. Из одежды – только нелепый комбинезон, похожий на пижаму-кигуруми, какие любят носить сноубордисты, но не цветастый, а бело-серый… Ни ботинок, ни шапки, ни бейджика с именем, а сам мальчишка представиться не додумался.