Дверь на двушку - стр. 59
Он вообще не был уверен, любит он Гулю или нет. И может ли он любить эталонно, просто и верно? Ну так, как это показывают в кино. И изменял он Гуле мысленно довольно часто, и по сторонам любил посмотреть. Как-то в кафе, где он оставлял сюрпризец для ведьм Белдо – отличную охранную закладку, – Афанасий встретил поразительной красоты девушку-официантку. Красота у нее была не статичная, не в правильности черт и поцелуйной пригодности губ заключенная, а живая красота, растворенная во всем ее существе. Пока девушка стояла рядом, записывая в блокнот заказ Афанасия, он представил себе красивый роман с роковыми страстями и романтикой. В общем, натуральное кино с тэгами «мелодрама», «страсть», «такое возможно». И весь роман этот расстелился перед ним как скатерть по столу. А тут девушка вдруг оторвалась от своего блокнота, внимательно посмотрела на Афанасия, даже слова еще не сказавшего, и таким же деловитым, не особенно заинтересованным в ответе голосом, каким до этого спрашивала про кофе американо и эспрессо, спросила: «А женишься?» Афанасий ужасно растерялся, испугался и ляпнул «Нет».
Для него возможна была одна Гуля, которая ему часто не нравилась, которая его злила, которую он порой ощущал обузой, на месте которой нередко представлял другую, – но которая была уже его частью, как рука или нога. В конце концов, мне могут не нравиться мои ноги – но куда я от них денусь? Отрежу и поставлю пластмассовые?
В эти дни Афанасий, чтобы не думать непрерывно о Гуле и не злиться на нее за слабость, а на себя за бесхарактерность, опять начал слушать в электричке аудиокниги. Это успокаивало и наполняло. Словно опять вернулось детство. В детстве он впитал множество аудиокниг, не считая тех, которые ему безостановочно читала его сложная мама. Все эти бесчисленные книги перемешивались у него в сознании. Он не помнил ни автора, ни названия конкретной книги, ни часто даже имени героя. «Дочь хозяина ранчо, которая застрелила аллигатора… тьфу… каймана… тьфу… крокодила». Прочитанные книги становились субстратом, строительным материалом для собственного воображения. Годам к восьми Афанасий настолько переселился в мир своих грез, что обнаружил, что ему не нравится быть человеком. И долго, лет до десяти, в своих воображалках представлял себя черной пантерой с блестящей шерстью. Представлять себя человеком было… мм… ну как-то не так это было, не хотелось быть человеком.
Воображение у Афанасия всегда было зашкаливающее. Когда в детстве он смотрел страшное кино, то клал с собой рядом два игрушечных пистолета и саблю. Когда же становилось совсем жутко, например герой фильма крался по темному коридору, где его ждали убийцы, и играла зловещая музыка, он выбегал на кухню якобы попить воды.