Двенадцатый советник императора - стр. 8
– Хэнк – твоя правая рука, я всего лишь лекарь, – спокойно ответил тот, – догадываюсь, что ты не всё помнишь, кэп, после проклятия. Расспроси Хэнка. У него память отличная, ум острый.
Я ничего не помнил. Хуже того я ничего не знал, но послушно кивнул, уточнив:
– Провалы какие-то в памяти появились.
– Заметно, – ответил Хэнк, доставший из заплечной сумки нечто вроде карты. – Если мы выйдем с рассветом, то после полудня будем во втором приграничном замке, записанном в нашем контракте. До замка всего десять гран пути.
– Надо поесть, потом вы с Таки принесете дрова и дичь, если получится, – бросил я длинноволосому. – Пленного тоже надо покормить.
Они обернулись ко мне все. Только пленник сидел, затаившись, и молчал.
– Тратить последние лепешки на этого гадского ублюдка?! – возмутился Хэнк.
– Ему придется идти с нами, если не хотите тащить его на плечах, надо кормить, – отрезал я, разглядывая заплесневшую лепешку, которую протянул мне Андерс. – Воды тоже придется дать, – уставился я самым жестким взглядом в лица своих подчиненных.
Таки протянул мне свою флягу.
Я отдал мальчишке лепешку и фляжку, пока остальные вытянулись на каменном полу и принялись жадно жевать невкусный хлеб и глотать воду или что покрепче.
– Руку хоть одну отвяжите, – прошипел мальчишка, кинув в меня полный ненависти взгляд.
Да, я не подумал об этом, просто положив еду и воду на колени некроманта.
Одну его руку я ему освободил. Сашка медленно отламывал по крошечному куску лепешки и запивал водой. Казалось, он не испытвал голода, просто неохотно ел из вежливости, а если точнее сказать, жевал, чтобы не показать страха перед нами.
Бойцы не сводили с него настороженных взглядов.
После ужина бледное лицо парня не стало розовее. Даже губы остались по-прежнему серыми.
Я связал его опять. Сел рядом.
– Зачем? – в родном еще по-мальчишески ломком голосе звучала такая страшная безнадежность, что мне стало больно. – Тратите хлеб, воду, я ведь знаю, что убьете по дороге. До императора не добрался еще ни один некромант с начала восстания.
– А тебя я довезу живым, – уверенно ответил я.
Пацан будто впервые увидел меня. Он смотрел на меня долго, очень пристально, заговорил, только отвернувшись от меня, слова произносил с усилием:
– Зачем так притворяться. Это же ты наступил мне на запястья уже потом, когда вы меня взяли. Нужды в этом не было. Только издевательство. Пытка. Сломать хотел меня. Ты же знаешь, что у меня изранены руки, что они – мое оружие, в крови моя магия.
Я молчал. Сказать, что это был не я, было опасно. И не поверил бы он. Мой родной измученный почти сломанный сын. За эти пятнадцать лет было много всего. Тревог, огорчений, детских болезней, обид. «Почему ты не женишься на маме?» Боли в его глазах из-за моего честного: «Я больше не люблю её, Сашка». Но и счастья, доверия, нежности и радости.