Две сестры и Кандинский - стр. 31

– Больше таких нет. Только два.

Оба стула отдаются дамам. Но Инна вдруг возражает:

– А я хочу на табурет. Мне нравится… Как в баре. Люблю покрутиться, туда-сюда! Да, да, хочу повертеть задом!

Свой-1, удивленно: – Надо же. Молодая… Ей такая острая штука в заду нравится.

Свой-2, облизнув губы: – Юная!

Оказавшийся незанятым правильный стул рывком забирает для себя Художник. Настоящее счастье разве скроешь! Он садится, расслабился, плюх на широкое сиденье и кричит. Оглашает… На все застолье:

– О, Господи. Спасибо тебе… Я в раю!

– Хозяин, дай-ка и нам настоящие стулья!

– Чем вам плохи эти? – упирается Хозяйчик.

– Да на них же нельзя сидеть!

– А не ерзайте.

И вновь вспыхнула, казалось, уже истерзанная тема «стульев». Грубоватая, разумеется. Под водку, разумеется. И в замедленном исполнении…

Свой-3: – Мама родная!.. Я как девственная птичка на жердочке.

– А как мыслишь? Почему деревенеет левая ягодица?

Стратег: – Господа, без ягодиц! Призываю!

– Все дело в болеутоляющей юности. Вон Коля сидит на жердочке – и ему хоть бы что!

– Юнец – в прошлом гэбист. Эти люди могут сидеть на шиле.

Художник: – А не надо в прошлом раскармливать задницу.

Оказавшийся тотчас за его спиной Телохран реагирует немедленно и жестко:

– Что за намек?.. Ты, родной, на кого намекнул?!

– Молчу, молчу.

– Здесь серьезные люди.

– Я же сказал – молчу.

Как великолепны женщины, когда они приходят туда, где их уже ждут.

Конец ознакомительного фрагмента.