Две невесты - стр. 37
Вот как ладно Антонина все обдумала, да сорвалась затея! Однако девушка не сомневалась, что рано или поздно воплотит задуманное в жизнь. Может, даже и к лучшему, что сейчас сбежать не получится. Небось в Стрешневке можно будет раздобыть что-нибудь более ценное, чем сарафаны и душегрейки графини, которые еще надо будет где-то продавать, а этим, быть может, навести на свой след погоню. Нет, если Антонина даст деру из Стрешневки, то постарается разжиться серебром, которое поможет ей начать новую жизнь!
Истошный крик вырвал девушку из задумчивости. Всполошенно оглядевшись, она увидела Мавру, которая валялась в ногах у Диомидовой-старшей, рыдая и умоляя не бросать ее здесь, на этом богом забытом постоялом дворе!
Ну да, смекнула девушка, ведь теперь в карете Диомидовых нет места ни для тощей Агафьи, ни для увесистой Мавры. На козлах рядом с Парфёшей, кучером диомидовским, толстуха в жизни не поместилась бы, а поместившись, просто сломала бы эти козлы своим весом! Так что не миновать на козлах и впрямь восседать Антонине, ну а Мавра и Агафья пускай кукуют здесь, на постоялом дворе, вместе с Серёнькой!
Антонина с трудом сдержала злорадный смех, жалостливая Маша Диомидова принялась утешать плачущую Мавру, но внезапно от кареты донеслась яростная ругань, а потом и шум неистовой драки. Бросившись туда вслед за Елизаветой Львовной и Диомидовыми, Антонина увидела, что Серёнька и Парфёша тузят друг друга почем зря, и как ни кричали на них барыни, как ни приказывали успокоиться, делать это они не собирались, а, напротив, дрались все с большей яростью. Вот уже кулаков им оказалось мало, вот они схватились за оглобли… Пара резких взмахов – и Сёренька рухнул с окровавленной головой, почти в беспамятстве, а Парфёша, рыдая, принялся баюкать сломанную руку.
– Да кой бес вселился в вас?! Да кой черт вас подзудил?! – завопили в один голос обе возмущенные барыни, а Мавра и Агафья выразились куда простонародней, зато гораздо более впечатляюще – так, что Марья Васильевна покраснела и зажала уши руками, а Антонина, в свое время слышавшая от дедовских работников да и от него самого и не такое, только расхохоталась.
Вскоре выяснилось, что Серёнька, до ужаса огорченный тем, что его оставляют на постоялом дворе в компании с Агафьей, которая ему была своим нравом хуже горькой редьки, сорвал злость на Парфёше и начал задираться: почему, дескать, неведомые воры только моих трех коней свели со двора, а двух твоих оставили? Да уж не был ли ты воровским пособником? Не состоял ли с ними в связке? Не приплатили ли тебе конокрады, чтобы не видел ничего и не слышал?!