Две квартиры - стр. 12

Жил бы в том же доме – вещи переносить недалеко, география и знакомые те же.

Только без тесного сожительства Вагона.

На вопрос Софии, мол, а по какой такой причине его милордство предпочли ютиться в сорок шестой квартире, а не перебраться в собственные владения, возвысившись аж на целых два с половиной этажных метра над простыми смертными, Софией и Вагоном, Вьюк ответил коротко:

– Затупил.

Квартира досталась девице. Она заселилась спустя пару дней.

Совсем молоденькая. Видная.

Вагон из соседского милосердия поднялся поприветствовать нового жильца района В1. Девушка ему понравилась – скромненькая, напуганная. С большими грустными глазами.

Мило поболтали.

Катюша – Вагон с первого дня называл ее Катюшей – задавала вопросы. Много вопросов. Первый день в районе!

Вагон помог ей разобрать коробки с вещами. Не мог не отметить приятный факт того, что теперь пышам давали возможность забрать хоть что-то из прошлой жизни. По словам Катюши, после задержания и определения в район ее отвезли домой и разрешили собрать необходимые вещи – до семи килограмм.

Вагону позволили сохранить лишь те вещи, что были при нем в момент ареста. То бишь его одежду, обувь, полпачки жвачки, ключи от квартиры, порог которой он уже не переступит, бумажные салфетки, наушники и кошелек.

Изъяли только мобильник и банковские карточки.

Из налички – двести рублей. Негусто, но хоть что-то. Администрация выдавала авансом полторы тысячи до первой зарплаты. Итого у новенького в районе набралось тысяча семьсот. Одежда есть, за квартиру платить не надо (ну, только коммуналку, но и это больше по совести).

Сокровище – фотографии из кошелька. Две штучки. Жена с пуделем у новогодней елки (разорвана на шестнадцать частей, склеена скотчем). Пятнадцатилетняя София в легоньком платье на бретельках у фонтана на Эспланаде. Струи, торчащие из площади, ей не особо нравились, но от фотографии она не могла отказаться.

Не сфоткаться у фонтана на площади в центре города, не пробежать с визгом среди водяных столбов в жаркий день, не идти домой, мокрой до белья, довольной, как дети в плавках у драматического театра, – это кощунство по отношению к своему городу! Потеря городской идентичности!

У Софии тогда волосы доставали до копчика. У Софии тогда щечки были круглее шанежки. Загореленькая, скромненькая, миленькая, она широко улыбалась на мыльницу Вагона.

Он потом распечатал все кадры с того лета.

Один носил в кошельке. И никогда не показывал Софии. Она не любила себя прошлую. И ей стало бы обидно, что у Вагона есть материальная память, а у нее – нет.