Двадцать лет одного лета. Дело № 48 - стр. 40

– Забей на Толика, – спокойно проговорил Михалыч. – Он начальник отдела и, если что, его голова полетит с плеч. Сам прикинь, что он должен был подумать или сказать?

– Ладно. – Карецкий стал успокаиваться. Сигарета сделала своё дело. – Что там, в итоге, произошло с Прусовым?

– Чего чего…, – задумчиво проговорил Михалыч. – Денег мне принёс. Надеюсь, ты не обижаешься, что тебе ничего не досталось?

Михалыч засмеялся. Карецкий улыбнулся в ответ.

– Всё-таки не зря после нашего с тобой утреннего общения, я видеокамеру включил на запись. Ну ту, помнишь, которая у меня на шкафу стоит?

Карецкий утвердительно кивнул и Михалыч, усмехнувшись, добавил:

– Какой же я, сука, умный.

Это было одно из его любимых выражений. Они вместе с Карецким расхохотались.

– Чего теперь ему будет? – поинтересовался Карецкий, хотя ответ был очевиден.

– Выкинет его Толик, да и всё. Одним днём. Я так думаю, а там хер его знает. Ладно, давай по Аношину. Так есть чем его прижать?

– Думаю, нет. Сам подумай: Белинская в своём допросе поясняет, что Алексей позвал её в квартиру Голощенковой, а Аношин утверждает, что не вызывал, якобы она сама пришла после телефонного звонка. Это первое. Второе: Полина говорит, будто Аношин указал ей, что брать. Он же в свою очередь это отрицает и весь их разговор был в прихожей. После скандала, Лёша ушёл на кухню, а она оставалась в прихожей. При этом ты понимаешь, что Аношин предупреждён об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний как свидетель, а она нет.

Карецкий сделал паузу, давая Михалычу пропустить через себя всё вышесказанное, параллельно прокручивая в голове показания Полины и размышляя, за что ещё можно зацепиться.

– Так, стоп! – зачем-то громко крикнул Карецкий. От неожиданности Михалыч ударил по тормозам и юзом направил машину к бордюру, автоматически включив сигнал аварийной остановки в своей новенькой «семёрке».

– Забыл чего? – спросил Михалыч, когда машина остановилась возле тротуара.

– На картине могут быть его отпечатки пальцев. Она сначала говорила, что картину он

ей принёс, но под протокол сказала, что такого говорить не будет.

Михалыч поправил средним пальцем правой руки съехавшие от резкого торможения на кончик носа очки, молча, с каким-то сочувствием посмотрел на Карецкого и, отключив сигнал аварийной остановки, медленно тронулся дальше.

– Знаешь, братан, что я тебе скажу?

У Михалыча был обширный перечень местоимений, которые он использовал в своей речи при обращении к близким и коллегам. К одному и тому же человеку, в зависимости от

ситуации, он мог применить несколько различных местоимений, которые он тщательно подбирал как наиболее подходящее к данному моменту. К примеру, всех сотрудников своего отдела на совещаниях он с искренней любовью называл не иначе, как «братья и сестры». Это звучало очень мило и забавно и со стороны могло напоминать общение настоятеля прихода со своими прихожанами. Но когда же Михалыч лютовал, что было крайне редко, такое чистое и милое выражение, как «братья и сестры» менялось на абсолютно не литературное: «пид…сы и суки ёб..ые». Выпустив пар, он неизменно извинялся и возвращался к более спокойному общению. Карецкий давно уже выучил весь основной запас местоимений, которые использовал Михалыч в своей речи и знал, что если требовалось убедить кого-то поработать сверх нормы, напрячься дополнительно или как-то похвалить сотрудника, в лексиконе Михалыча имелось сильное и часто им применяемое – «Бизон». Когда же у него был с кем-то серьёзный разговор и принятие решения Михалыч хотел переложить на собеседника, то его он называл не иначе, как «Братан». Карецкому не очень нравилось это обращение, так как зачастую, в силу отсутствия опыта в тех или иных вопросах, он, честно говоря, опасался принимать серьёзные решения. Карецкий предположил, что и сейчас вопрос о привлечения Аношина к уголовной ответственности Михалыч также оставит на его усмотрение. А между тем Михалыч продолжил: