Два романа из кармана (сборник) - стр. 29
Вот и сейчас, услышав звуковой сигнал, оповещавший о том, что кто-то вошёл в кабинет финансового директора, он оторвался от бумаг и, включив звук, уставился в монитор. В кабинет к Татьяне как раз вошёл Степан. Отношения Татьяны и Степана очень отличались от его отношений с женой Маргаритой. Никогда с Маргаритой Параченко не имел разговоров, подобных тем, которые подслушивал между Татьяной и Степаном.
– Танечка, я до сих пор под впечатлением от вчерашнего.
«Интересно, что у них там было вчера. Хорошо бы установить наблюдение в спальне Татьяны», – успел подумать Параченко.
– Ты имеешь в виду спектакль? – лукаво спросила Татьяна, понимая, что в виду Степан имеет другое.
– Нет. Хотя спектакль тоже был ничего. Но я тебе признаюсь, что я на спектакле сидел и всё не мог дождаться, когда он кончится. Так хотелось скорее… увести тебя домой.
– Да? – ещё более лукаво спросила Татьяна, как бы прося разъяснения.
– Ты такая сладкая. Теперь я с нетерпением жду окончания работы.
«Ну даёт! Напевает как соловей!» – раздражённо подумал Параченко о Степане и даже возмущённо мотнул головой.
– Я тоже! – ответила Татьяна, слегка прикусывая нижнюю губу.
«Вот коза!» – злым импульсом пробилась мысль о Татьяне в сознании Параченко, он даже произнёс эти слова вслух.
Глаза Татьяны светились счастьем. На лице её была написана влюблённость – то, чего Параченко никогда не видел во взгляде своей Маргариты. Подобострастие, подхалимство, страх, ужас, радость, огорчение, злобу, жалость, растерянность, испуг, возмущение, одобрение, презрение, понимание, непонимание, симпатию, антипатию, небрежение, уничижение, вопрос, зависть, может, ещё что-то наблюдал Параченко на лице своей жены, но влюблённость – никогда. Параченко осознавал, что применительно к нему в природе никогда не существовало такого взгляда, вот разве только в детстве временами ласковый взгляд матери и добрый взгляд бабки Нюры, но это не то. Зацикливаться на этом не стал, тут же упустил эту мысль, но озлобление его с наслоившейся завистью усилилось. В своей злобе Параченко даже упустил последние слова Степана и Татьяны. Глядя в монитор на широкую удаляющуюся спину Степана, он думал: «Ладно, потерплю ещё, а там посмотрим». Неосознанно лелея робкую надежду на то, что, возможно, произойдёт нечто, что позволит ему беспрепятственно порвать договор с компанией, приславшей Степана, и выгнать Степана из своей фирмы с позором, он понимал, что такое вряд ли возможно.
Причём не только отношение Татьяны к Степану, но и отношение всего коллектива к Степану раздражало и мучило Параченко. Просматривая вечерами дневные записи видеонаблюдения, он с нарастающей злобой наблюдал на лицах своих подчинённых такие выражения при встрече со Степаном, какие обычно адресуются близким, родным людям. Кто-то расплывался в улыбке, кто-то охотно тянул ему руку как приятелю, кто-то приветливо хлопал по плечу, и никто не выказывал Степану недружелюбия, неприветливости. Для всех, невзирая на то, что из общества были уволены уже четыре сотрудника, Степан был своим человеком. Многие из женской части коллектива, по мнению Параченко, были в Степана влюблены. И, если б не обозначенное Степаном отношение к Татьяне, волнений среди женщин коллектива в отношении Степана было бы значительно больше. «Купила баба порося… – думал Параченко о себе. – Да ещё бабки какие отвалил. Ну технику установили, всё я вижу, и что? Уволил его руками чистюлю Емельянова, козу Пронину и трепло Завального. Да, ещё Ольгу. Вот сволочь, ни разу не позвонила (это об Ольге). Я даже не знаю, где она, как её, если что, вызвать на работу. Видно, хорошо её мужичок-то зацепил. Да это и понятно, возраст. Жалко будет потерять её. Да куда эта дура денется: ни умений никаких, ни рожи, и возраст уж не юный. Скоро позвонит».