Два малыша от бывшего - стр. 19
Точнее, до кесарева…
Меня сразу предупредили, что двоих я сама родить не смогу по каким-то анатомическим особенностям.
А для меня тогда было главное, чтоб с моими малышами было все в порядке, и я не раздумывая согласилась на операцию…
– Эй, Ди, – меня щелкают по носу, – я долго тут с тобой время буду тратить и ждать, пока ты мне скажешь, чего тебе от меня нужно? Мое время дорого стоит.
Показательно бросает взгляд на массивные часы на правой руке. Прикусывает губу и качает головой.
– Ускорься, у меня через десять минут важная встреча.
– Давай как-то решим вопрос с баром, Давид.
Я готова сложить ручки на груди и изобразить просительную мордашку, только бы смягчить бывшего.
– Как? Ты нашла деньги?
С моих губ срывается рычание. Твердолобый, вот же твердолобый!
– Нет, но…
Выдыхаю через нос.
– Я же не виновата в той ситуации, которую ты повесил на меня.
Давид вздергивает брови.
– А кто виноват?
Так, главное – набраться терпения и донести доводы до Давида.
– Ко мне начали нагло подкатывать, и охрана клуба не успела вовремя среагировать, а мне пришлось разбираться с хамом самостоятельно.
Стараюсь аккуратно подбирать слова, чтобы никого не сделать виноватым. Но на самом деле, есть легкая злость на охрану клуба, потому что это, мать его, их обязанность следить за порядком и поведением клиентов.
А они где-то прохлаждались.
– Это я прекрасно понимаю. Дальше что?
Дергаю бровью.
– Было бы логично стрясти возмещение ущерба с того кретина, который решил распустить руки.
Громов задумывается. Снова кривит губы, постукивает указательным пальцем по предплечью.
– Да, ты права. Я так и сделаю, – говорит на полном серьезе.
Я теряюсь. Стою и молча хлопаю глазами, не могу поверить, что это было так легко.
– Ты надеялась, что я тебе именно так и скажу? – оглушают слова Давида.
Открываю рот, как рыба, выброшенная на берег.
Громов усмехается.
– Маленькая, я привык, что мои подчиненные отвечают за свои косяки. А твой косяк в том, что ты не смогла договориться с клиентом моего заведения.
– Ну, знаешь. Сложновато договориться с тем, кто сует тебе в трусы руку!
Психую.
Давид стискивает зубы так, что видны желваки. Сдвигает брови, чуть ли не соединяя их.
И во мне снова загорается огонек надежды.
– Я придумал, чем ты будешь заниматься.
Огонек тушится огнетушителем, так и не успев превратиться в пламя. Сдуваюсь. У меня нет больше желания доказывать что-то этому индюку.
– Громов, я не могу торчать здесь днями, у меня, в конце концов, есть дела. Которыми мне нужно заниматься именно днем!
Потому что днем моими малышами некому больше заняться, кроме как мне. Не уверена, что сад, в который их Сэм определил, я потяну.