Душа. Никто, кроме тебя - стр. 63
Порой мне хотелось заплакать и побить подушку, но я не могла. В горле появился какой-то ком, и именно он не позволял слезам пролиться. Я тёрла глаза, но те, будто из вредности, оставались сухими, и от этого мне становилось ещё хуже.
После поминок, как ни странно, Вера ко мне потеплела и даже согласилась перебраться в жёлтую девятиэтажку, где прожила со мной бок о бок целых четыре дня, впрочем, легче нам обеим от этого не стало. Теперь уже я не хотела с ней разговаривать и не потому, что мстила или таила обиду, а потому что вообще не хотела ни с кем разговаривать. И Вера поняла меня и тихо ретировалась в общагу, позволив пережить своё горе в одиночестве.
Пёс больше не смотрел на дверь. Мне даже не потребовалось что-либо объяснять ему. Каким-то образом он понял сам, что его хозяин больше не вернётся, и теперь большую часть дня проводил в комнате Николая Андреевича, всё чаще и чаще отказываясь выходить на улицу по утрам. Иногда ему не удавалось дотерпеть до моего прихода, и тогда в прихожей или на кухне появлялись жёлтые лужи или коричневые неприятно пахнущие кучки. Я молча убирала их и также молча давала ему поесть, но ел Пёс плохо, и теперь день считался удачным, если он съедал хотя бы половину своей старой обычной нормы.
Теперь даже в разговорах с бабушкой я ограничивалась только односложными «да-да» и «нет-нет» и всегда говорила, что у меня всё хорошо. Я не хотела её волновать и, если честно, сама не понимала: отчего мне так плохо, ведь Николай Андреевич, по сути, был мне никем, абсолютно чужим человеком, просто хозяином квартиры, где я снимала комнату. Но я горевала о нём так, словно он был моим ближайшим родственником, и не знала, как унять боль, образовавшуюся после его утраты.
– Что на Новый год, а, Светуля? – как-то раз не выдержала бабушка, разговаривая со мной по телефону.
– Ничего, останусь в городе, – безразличным тоном произнесла я, прекрасно понимая, что этот Новый год мне придётся справлять либо одной, либо в компании Пса.
– А может, домой?
– А мама?
– Мама уезжает на неделю с Эдиком в Эмираты. Вернётся только восьмого. Вы с ней не увидитесь.
– С Эдиком? – удивилась я, вспоминая мужчину с морковно-оранжевыми герберами. Почему-то память отчётливо вырисовывала имя с окончанием на «слав». Ярослав, Владислав, Святослав…
Бабушка вздохнула.
– Это какой-то новый. Вроде богатенький и вроде женатый.
– Ясно, – только и могла из себя выдавить я. – Ну пускай хоть в этот раз сложится.
– Так ты приедешь?
Впервые за десять дней после смерти Николая Андреевича я позволила себе улыбнуться.